Степкина правда - Николай Константинович Чаусов
Но Степка только широко улыбнулся.
— Да нет, зачем. Я не шпионить. Я и не дерусь с вами.
— А как же?.. — оторопел я.
— Не дерусь — и все. А зачем драться?
Я и сам не знал, зачем обязательно надо драться, но если здесь такой закон, если заставляют…
— Разве у вас нет атамана?
— Атаман есть, — уже мрачно ответил Степка. — И холуи у него, как ваш Яшка, тоже есть. А я все одно не дерусь с вами. А зачем драться? — повторил он, снова улыбчиво посмотрев на меня, сбитого с толку. — А к тебе так я. Повидать зашел. Да и моя мать твоей матери велела кланяться. Будешь, говорит, в Знаменском, к Нине Викторовне зайди, поклон от меня ей…
Степка продолжал говорить о себе и своем новом житье, а я ерзал на своем стуле и не знал, как мне дальше поступить с гостем. Провожать его домой я и не думал. Свои же поймают и изобьют за предательство. Попросить маму, чтобы она проводила его до моста? Тоже глупо. А тут еще ремень… Вот бы Юра пришел скорей из депо, тот бы обязательно проводил Степку…
— Ух, интересная! Это про путешествия? — неожиданно воскликнул Степка, подняв с полу оброненную мною толстую книгу. И, забыв обо мне, стал быстро листать страницы, разглядывать картинки. — Я про Суворова читал — вот тоже интересно! А эту не читал. Это про Кука?
Я утвердительно кивнул головой, хотя думал совсем о другом. Меня поразило не то, что этот полунищий мальчишка, сын прачки, оказывается, так любит читать, а его бесстрашие. Ведь рано или поздно ему придется идти домой, пробираться среди стольких врагов, а он преспокойно листает страницы, любуется картинками и не думает волноваться!
— Как ты не побоялся прийти к нам? В Знаменское? — не утерпел я спросить самого Степку.
Но тот так увлекся книгой, что ответил не сразу:
— Почему не боялся-то? Да ведь разведчики ходят. Мой отец завсегда в разведку к белым ходил. Война была, а тут…
— Но ведь побьют! Еще и убить могут!
— Да нет, зачем. Побить — это, верно, могут… Ух, интересная! Вот бы такую почитать. Дядя Егор меня в городскую библиотеку записал, так я там беру книги. А только хороших мало, про путешествия…
— А кто это — дядя Егор?
— Отцов друг. Вместе на фронте были. И в Белом доме[3], где губернатор жил, вместе от юнкеров отстреливались. Только отца убили, а он… Он сейчас в губкоме[4] работает.
— Большевик?
— Чудак! Нешто в губкоме чужаки работают? — снисходительно улыбнулся Степка и, закрыв книгу, бережно положил ее на мой стол.
Я немного поколебался и решительно предложил:
— Возьми ее себе.
— Кого?
— Книгу, конечно. Тебе же она нравится? А у меня таких еще много…
— Нет, правда?! — подскочил Степка. И спохватился: — А мать? Ругаться будет?
— Своим вещам — я хозяин, — с гордостью сказал я. — И мама никогда не ругается, если я дарю кому-нибудь свои книжки.
— Вот спасибо! — обрадовался тот. И немедленно схватил книгу, прижал ее к себе. — Может, у меня когда будет, я тоже тебе подарю, ладно?
— Ладно, — равнодушно сказал я. Уж хоть бы уходил скорее, пока не пришла мама и не отругала меня при нем за ремень.
Но Степка и не заставил ждать. Он сунул книгу за пазуху, туже подтянул тряпичный пояс, еще раз поблагодарил за подарок.
— Ну, я пойду. А если что надо будет, ты Синице скажи, он передаст мне. Он на Якутской живет, за баней. Да там его все пацаны знают… Ну, держи! — И Степка крепко пожал мою руку.
В прихожей, куда я проводил его, он предупредил меня:
— Ты со мной не ходи, Коля. Я один. Я тут через улицу — и на пустошь. А там близко… Пока!
И наружная дверь со стоном захлопнулась. Я кинулся в детскую и открыл окно. Видел, как из наших ворот вышел на улицу Степка, как, не торопясь, перешел он улицу-тракт и потерялся в бурьяне и кустах пустоши.
Мама
Мама вернулась из города вскоре же после ухода Степки, расстроенная и сердитая.
Я слышал, как она еще в прихожей жаловалась бабе Окте:
— Боже мой, что за жизнь! На базаре ни к чему не подступись, дороговизна ужасная, нищих, калек — на каждом углу… Что за власть! Что за порядки! Пучок луку стоил два, теперь — семь миллионов! Мясо — сорок пять миллионов! Я не знаю, что бы мы делали, если бы не паек в «Лензолоте»[5]!..
Сейчас ее настроение было для меня особенно важным: узнает о ремне…
К счастью, мама ушла на кухню и долго еще говорила о чем-то бабушке. А я плотнее закрыл дверь и, схватив первую попавшуюся мне на глаза книгу, сел читать. Маме всегда нравилось, когда я читаю. В таких случаях она не только сама не беспокоила меня, но и гнала от меня Ленку. Чтобы не мешала. Потому что я вообще читал мало и редко. А это ужасно, как говорит мама. Можно остаться неучем и потом всю жизнь копать землю. Конечно, мама — сама учительница и все правильно понимает. Ведь она кончила гимназию и еще три курса университета. И кончила бы весь университет, если бы не началась война с Японией и не погиб ее отец, капитан канонерки. Но об этом моем дедушке я никому из мальчишек не говорю, чтобы меня не прозвали «беляком».
Я читал и прислушивался к тому, что творилось на кухне. А там все еще звучал мамин сердитый голос и гремела посуда. Мама, когда злится, всегда придирается к бабе Окте и переделывает после нее все. Вот и сейчас, наверное, перемывает посуду.
Как я и ожидал, мама, наконец, хватилась меня. Я уткнулся в книгу и даже зашептал, будто такой интересной книжки я не читал никогда в жизни.
— Слава богу, взялся за ум.
Я зашептал еще громче. Но мама и не думала уходить.
— Чем же ты так увлекся? Я тебя спрашиваю?
Я с трудом оторвался от книги и даже обиженно проворчал:
— Ну, читаю — и читаю. Знаешь, как интересно…
— Странно. Никогда ничего тебе не было интересным, — мягко сказала мама и подошла ко мне, ласково провела ладонью по моим жестким вихрам. И посмотрела обложку книги. — Ты что читаешь?
Я с
