Экс на миллион - Greko
— Раздевайтесь и присаживайтесь к столу. Сейчас нам чайку организуют. Или голодны? Можно и перекусить.
— Я не голоден, — ответил, вешая свою бекешу на свободный гвоздик. Кубанку запихнул в рукав.
— Ерунда. Кто в здравом уме откажется от жареной картошки? Я быстро. Почищу, на керосинке приготовлю. А вы пока располагайтесь.
Он бросился в угол, занавешенный ситцем в цветочек. Сдвинув его в сторону, завозился у небольшого столика, загремел сковородкой. Вытащил откуда-то несколько картофелин и принялся их быстро чистить.
Я рассмеялся, присаживаясь к столу, застеленному чистой клеенкой. Вокруг, в комнате, вообще все было опрятно, хоть и бедно. Сразу видно привыкшего к самостоятельной жизни человека, не желавшего жить в свинарнике. Еще один плюсик в мою оценку товарища Володи.
— Что вас насмешило? — без тени обиды спросил подпольщик.
— Мы собрались обсуждать дело на миллион, и картошка.
— Бывает, — пожал плечами Володя, не переставая чистить клубни. — Зато потом, когда социалисты придут к власти и нас признают народными героями, будете рассказывать где-нибудь в пивной, кто вам ужин готовил.
— Не думаю, что вам грозит стать большим начальником.
— Почему?
— Не ваше это дело. Вы скорее боец.
— Ваша правда. Я органически не переношу начальства. Любого. Школьного, студенческого, тюремного, верховного. Даже умудрился с товарищами по партии эсеров рассориться. Из тех, кто привык раздавать указания. Где они были, когда мы сражались на баррикадах?
— Вы, несмотря на свою молодость, успели в тюрьме побывать?
— Да, больше года. Вышел в октябре по амнистии. А до ареста учился на естественном факультете Московского университета.
— За что вас?
— За революционную пропаганду. Тюрьма — полезная школа, признаться. Я там даже связи завел с уголовными.
— И как они?
— Как дети.
Конкретный такой парень, нешутейный, в очередной раз убедился я. «Как дети»! И это про блатных, для которых что обмануть, что ножичком пырнуть плевое дело. И ведь не паясничает, говорит на серьезных щах. А самому-то немногим за двадцать. Арестантские университеты пошли ему впрок, закалили характер, сразу вытолкнули на дорогу взрослой жизни. А может, с детства был такой. Сперва непоседа, потом бунтарь. Вечный борец с несправедливостью и чужим диктатом.
По комнате уже разливался приятный запах поджариваемой на масле из семечек картошки.
— Водки хотите?
— Пожалуй, воздержусь.
— Вот и правильно. Царизм спаивает народ и за этот счет существует.
— То есть вы, придя к власти, отмените водку?
— Конечно. Это же позор — паразитировать на народной беде.
Я усмехнулся. Сразу припомнил фразу отца о причинах крушения СССР: «не надо было водку трогать». Всем этим юным революционерам сейчас кажется простым и легким управлять государством. Убеждают сами себя, что хуже, чем сейчас, уже быть не может. А значит, революция — благо. Эх, им бы мое послезнание. Может быть хуже, еще как может. Ваши соратники по борьбе из другой партии с вами церемониться не станут, если вам покажется, что не туда корабль России поплыл. За шкирку и к стенке. В лучшем случае червонец в зубы и пять по рогам. Без права переписки. И членов семьи вдогонку на поселение или в лагерь.
— Как вы относитесь к большевикам?
Володя водрузил готовую сковородку на стол и удивленно вскинулся.
— Странно, что вы спросили. Мне показалось, что вы человек далекий от политики. Но я отвечу. Эсдеки — наши товарищи. Мы вместе сражались в декабре. И сейчас друг другу помогаем. Помните, вы просили паспорта? Я организую их вам именно через питерских большевиков. Но давайте сперва поедим.
— Давайте.
Подпольщик разделил вилкой золотистые кусочки на две половинки прямо на сковородке. Принялся есть — обстоятельно, неторопливо. Сразу видно тюремного сидельца. В «крытке» время тянется медленно. И его убивают разными способами. В том числе, и медленно поглощая пищу. У меня такой школы не было, поэтому я со своей порцией справился быстро.
— Вкусно. Спасибо.
— Эх, был бы огурчик соленый, был бы рай.
Дверь в комнату распахнулась. Я резко обернулся. Володя продолжал есть как ни в чем не бывало, нисколько не обеспокоенный появлением нового лица.
Вошедший произвел на меня впечатление. Очень красивый стройный молодой человек, чуть старше товарища Володи, в щегольском костюме. Воротник-стоечка, галстук, лакированные туфли в галошах и… самовар в руках. Водрузив его на стол, гость кивнул на меня.
— Он?
— Да, Медведь.[1]
— Договорились?
— Еще не приступали.
— Договоритесь, — непререкаемым тоном заключил Медведь и протянул мне руку. — Можете звать меня Анатолием.
— Солдат, — представился я, пожимая руку вождя террористов. В том, что он занимает именно такую роль, понял сразу. По тому почтению, звучавшему в тоне, которым отвечал ему Володя.
— Не Командор? Впрочем, так еще лучше. Слишком вызывающая кличка. Чем вы занимались во время восстания?
— Я должен вам отчет? Что-то не припомню такой договоренности.
Медведь принялся сверлить меня суровым взглядом. Володя рассмеялся.
— Я же говорил тебе: кремень.
— Он якшается с уголовниками.
— Ничего подобного, — возмутился я. — Если вам Беленцов напел о моем знакомстве с Пузаном, он невольно ввел вас в заблуждение. Мне с ворами не по пути. И с вами тоже, если доверия нет.
— Мне Пузанков то же самое говорил, — удивил меня не на шутку Володя своим замечанием. — И он же мне подсказал, что у Солдата есть идея крупного экса.
Вот это номер! Чего не ожидал, того не ожидал. С ума сбежать: эсеры сотрудничают с ворами. Видать, в тюрьмах связи наработали.
— Не нужно злиться, товарищ! — наставительно произнес Медведь. — Конспирация и еще раз конспирация. Мы должны быть постоянно начеку. Скоро против нас начнет действовать вся полиция Империи, осознав, что именно мы, максималисты, несем главную угрозу режиму. Хаос! Только создав хаос, можно массово втянуть народ в борьбу, в социализм…
Ну, завел шарманку! Как комиссар, накачивающий вверенную ему часть перед боем. Мне только агитации за советскую власть, то бишь, за революцию, не хватало. У меня в памяти много всего отложено, что позволит разбить в пух и прах все его доводы. Хотя вряд ли он правильно среагирует на мои пророчества. Фанатик идеи — что с него взять? Он продолжал вещать яростно, вкладывая энергию в каждое свое слово. Только нервное подергивание лица несколько портило картину.
Я спокойно смотрел ему в глаза, не особо прислушиваясь. Войти в