Амеде Ашар - В огонь и в воду
Эта пламенная рѣчь, столь непохожая на придворные мадригалы будуарныхъ поэтовъ, какіе привыкла слышать до сихъ поръ герцогиня де Авраншъ, увлекла ее, какъ порывъ бури.
— Я вѣрю вамъ, графъ, отвѣчала она съ живостью; я ужь и тогда вѣрила вашей искренности, когда сказала вамъ, что буду ждать три года. Но у меня сердце гордое и однихъ словъ мнѣ мало! И между тѣмъ, мнѣ кажется, что еслибъ я любила, какъ вы любите, ни передъ чѣмъ бы я не оставалась, ничего бы не пожалѣла, чтобы добиться успѣха, — ни усилій, ни терпѣнія, ни самыхъ тяжелыхъ испытаній. Какія бы ни стояли передо мной преграды, ничто бы меня не удержало. Я пошла бы къ своей цѣли, какъ идутъ на приступъ крѣпости, сквозь дымъ и пламя, презирая смерть. Я гдѣ-то читала девизъ человѣка, питавшаго честолюбіе и готоваго пожертвовать ему послѣдней каплею своей крови: Per fas et nefas! Я переведу этотъ крикъ гордости и отваги слѣдующими словами, которыя я ставлю себѣ закономъ: Во что бы то ни стало! Если вашу душу, какъ вы говорите, наполняетъ любовь, заставившая васъ преклонить передо мной колѣна, то вы будете помнить эти слова, не будете оглядываться назадъ, а будете смотрѣть впередъ!
Онъ готовъ былъ кинуться къ ея ногамъ, но она его удержала и продолжала:
— Вы у меня взяли, кажется, розу? отдайте мнѣ ее назадъ.
Гуго досталъ розу и подалъ ей.
— Я не хочу, чтобы отсюда уносили что-нибудь безъ моего согласія, сказала она; но я не хочу также дать поводъ думать, что я придаю слишкомъ большую важность простому цвѣту…. Каковъ онъ есть, я вамъ отдаю его.
Гуго бросился цѣловать ея руку, но она высвободила ее и, подойдя къ столу, взяла съ него книгу, поискала въ ней и, проведя ногтемъ черту на поляхъ раскрытой страницы, сказала:
— Можете прочесть, графъ, и да сохранитъ васъ Богъ!
Орфиза вышла изъ комнаты блѣдная, со сверкающимъ взоромъ, между тѣмъ какъ Гуго схватилъ книгу и раскрылъ на замѣченномъ мѣстѣ. Съ первыхъ же строкъ онъ узналъ Сида, а на поляхъ отмѣченной ногтемъ страницы глаза его встрѣтили знаменитый стихъ:
Sors vainqueur d' un combas dont Chiméne est lepria.
— Орфиза! вскричалъ онъ.
Но его руки встрѣтили колебавшіяся еще складки портьеры за вышедшею герцогиней. Гуго не осмѣлился переступить за легкую преграду, отдѣлявшую его отъ его идола. Но не нашелъ ли онъ въ этой комнатѣ больше, нежели смѣлъ надѣяться, больше чѣмъ цвѣтокъ, больше чѣмъ даже ея волосъ? Опьяненный любовью, обезумѣвшій отъ счастья, съ цѣлымъ небомъ въ сердцѣ, Гуго бросился къ балкону и въ одинъ мигъ спустился внизъ, готовый вскрикнуть, какъ нѣкогда Родригъ:
Paraisfez, Novarrois, Maures et Castillans.
XV
Игра любви и случая
Недаромъ боялся Монтестрюкъ минуты отъѣзда: послѣ деревенской жизни, которая сближала его все болѣе и болѣе съ Орфизой де Монлюсонъ, наступала жизнь въ Парижѣ, которая должна была постепенно удалить его отъ нея. Кромѣ того, разные совѣты и вліянія, которые были совсѣмъ незамѣтны въ тѣни деревьевъ замка Мельеръ, навѣрное завладѣютъ герцогиней, тотчасъ же по пріѣздѣ ея въ Парижъ. И въ самомъ дѣлѣ, Гуго скоро увидѣлъ разницу между городскимъ отелемъ и деревенскимъ замкомъ.
Съ появленіемъ герцогини среди разсѣянной парижской жизни при дворѣ, домъ ея хотя и остался открытымъ для Гуго, но онъ могъ видѣться съ ней лишь мимоходомъ и не иначе, какъ въ большомъ обществѣ. Для любви его, послѣ жаркаго и свѣтлаго лѣта, наставала холодная и мрачная зима.
И странная же была Орфиза де-Монлюсинъ! Молодая, прекрасная, единственная дочь и наслѣдница знатнаго имени и огромнаго состоянія, она была предметомъ такой постоянной и предупредительной лести, такого почтительнаго обожанія, видѣла у ногъ своихъ столько благородныхъ поклонниковъ, что не могла не считать себя очень важною особой и не полагать, что ей все позволительно. Кромѣ того, ее пріучили видѣть, что малѣйшая милость, какую угодно было рукамъ ея бросить кому-нибудь мимоходомъ, принималась съ самой восторженной благодарностью. Противъ ея капризовъ никто не смѣлъ возстать, желаніемъ ея никто не смѣлъ противиться. Благодаря этому, она была-то величественна и горда, какъ королева, но причудлива, какъ избалованный ребенокъ.
Послѣ сцены наканунѣ ея отъѣзда въ Парижъ, оставшись съ глазу на глазъ со своими мыслями, она сильно покраснѣла, вспомнивъ прощанье съ Гуго, вспомнивъ, какъ у нея, подъ вліяніемъ поздняго часа и вѣянія молодости, вырвалось почти признаніе, потому что развѣ не признаніемъ былъ отмѣченный ногтемъ стихъ изъ Конелева Сида?
Какъ! она, Орфиза де-Монлюсонъ, герцогиня де-Авраншъ, покорена какимъ-то дворянчикомъ изъ изъ Гасконьи! Она, которой поклонялась вельможи, бывшіе украшеніемъ двора, въ одно мгновенье связала себя съ мальчикомъ, у котораго только и было за душой, что плащъ да шпага! гордость ея возмущалась и, сердясь на самое себя, она давала себѣ слово наказывать дерзкаго, осмѣлившагося нарушить покой ея. Но если онъ и выйдетъ побѣдителемъ изъ указанной ею борьбы, — онъ самъ еще не знаетъ, какими усиліями, какими жертвами принется ему заплатить за свою побѣду.
Съ первыхъ же дней, Орфиза доказала Гуго, какая перемѣна произошла въ ея планахъ. Она приняла его, какъ перваго встрѣчнаго, почти какъ незнакомаго.
Затерянный въ толпѣ посѣтителей, спѣшившихъ поклониться всеобщему идолу, Гуго почти каждый разъ встрѣчалъ и графа де-Шиври въ отелѣ Авраншъ; но, продолжалъ осыпать его всякими любезностями, тѣмъ не менѣе графъ Цезарь, носившійся въ вихрѣ увеселеній и интригъ, относился къ нему, какъ вельможа къ мелкому дворянину. Но у Гуго было другое на умѣ и онъ не обращалъ вниманія на такія мелочи.
Взобравшись на третій этажъ невзрачной гостинницы, гдѣ Кадуръ нанялъ ему квартиру, онъ предавался угрюмымъ размышленіямъ и печальнымъ заботамъ, которыя легко могли бы отразиться и на его расположеніи духа, еслибъ у него не было хорошаго запаса молодости и веселости, котораго ничто не могло одолѣть.
Орфиза, казалось, совсѣмъ забыла разговоръ съ нимъ наканунѣ отъѣзда изъ Мельера, и какъ будто бы мало было одного ужь этого разочарованія, причины котораго онъ никакъ понять не могъ, — еще и жалкая мина Коклико, состоявшаго у него въ должности казначея, окончательно представляла ему все на свѣтѣ въ самомъ мрачномъ видѣ.
Каждый разъ, какъ Гуго спрашивалъ у него денегъ для какой-нибудь изъ тѣхъ издержекъ, которыя у молодыхъ людей всегда бываюгъ самыми необходимыми, бѣдный малый встряхивалъ кошелекъ какъ-то особенно и нагонялъ на Гуго самьгя грустныя размышленія, изъ туго-набитаго, какимъ этотъ кошелекъ былъ еще недавно, онъ дѣлался легкимъ и жидкимъ, а у Гуго было всегда множество предлоговъ опускать въ него руку, такъ что очень скоро онъ и совсѣмъ долженъ былъ истощиться.
