Бернард Корнуолл - ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА
В записке не указывалось ни время, ни точное место свидания, и Шарп медленно брёл среди соотечественников, вглядываясь в каждую встречную женщину. Два рядовых отдали ему честь. Другие солдаты, завидя издалека офицера, сворачивали на боковые тропки, дабы не пасть в глазах подружек, подобострастно козыряя старшему по званию. Шарп миновал высоченный центральный павильон, под сенью которого играл оркестр. Танцевали пары. На помосте женщина пела что-то пошловато-сентиментальное. Работал ресторанчик.
Отсыпанные гравием дорожки уводили в лабиринт живых изгородей, в закоулках которого находили приют влюблённые и играли в прятки детишки.
Шарп приблизился к фонтану. На дне круглого фонтана валялся разного рода мусор, но струи мутной воды в свете разноцветных фонарей посверкивали колдовским золотом. Статуя обнажённой богини загадочно улыбалась у входа в охотничий домик рядом с фонтаном. Изнутри доносилось треньканье виолончели. Ставни одного из кабинетов были распахнуты настежь. Там три юные дамы пили вино, кокетливо поглядывая на гуляющих возле фонтана.
К вечеру в Воксхолл слетались голуби. Взрослые их охотно кормили, а дети пытались ловить, без особого, впрочем, успеха. Шарп развернулся и пошагал обратно к центральному павильону. Ночь была тёплой. Тепло ли там, на перевалах через Пиренеи, где прорвались французы? Газета сообщала, что атака отбита, однако Шарп хотел точных сведений. Что бы подумали его бойцы, прислушивающиеся к отдалённой канонаде под Сан-Себастьяном, узрей они своего майора мирно прохаживающимся по Воксхоллу?
Кышнув навязывающуюся шлюху, Шарп покачал головой в ответ на предложение торговца купить сладости. Стрелок выделялся в беззаботной толпе шрамом, царапинами на щеках, угрюмостью. Как и в Карлтон-Хаусе, он был чужой здесь. Кто они, эти смеющиеся, разгорячённые алкоголем люди? Письмоводители, купцы, белошвейки? Что их волнует? Французы прорвались на юг, британцы сцепились с ними. Да полноте, знают ли лондонцы о солдатах, чья кровь орошает сейчас испанские скалы? Вряд ли. Лондон, как и вся Англия, бурно праздновал победы, но ничего не желал знать о войне. Это заметила даже Изабелла, жена Харпера. Всем было плевать на войну. Изабелла плакала и просилась обратно на родину, лишь бы не оставаться здесь, в сытой стране, где никого не интересует, жив её муж-солдат, или давно сгнил в братской могиле.
Шарп купил себе пиво и присел на край фонтана. Благородные господа с модными тростями, в перчатках, сдержанно переговариваясь, вышагивали среди простолюдинов. Благородные господа никогда не примут Шарпа в свой круг. Рылом не вышел. Он вышел рылом для Испании, в Испании Шарп выигрывал стычки и отбивал города. В Лондоне же он рылом не вышел. Его пригласили в Карлтон-Хаус, но не как равного, а как забавного уродца, вроде бородатой женщины или сиамских близнецов.
— Есть пенни, полковник?
Сорванец лет шести с замурзанной мордахой, в рваных штанишках, выжидательно смотрел на Шарпа. Мальчонка, как и Шарп когда-то, перелез через забор, рискуя напороться на битое стекло наверху. Поверил бы пострелёнок, скажи ему кто, что «полковник» три десятка лет назад тоже пробирался в Воксхолл, охотясь на кошельки ротозеев?
— Что купишь на пенни?
— Пожрать, что ж ещё?
— Дам. Опять подойдёшь, башку отверну, а дружков подошлёшь к «щедрому дяде», не только отверну, но и с другой стороны вставлю. Ясно?
Мальчишка ухмыльнулся:
— Тогда два пенса.
Шарп выдал ему одно пенни:
— Сгинь!
— Девочку, полковник?
— Сгинь, кому сказано!
Оголец умчался. «Пожрать»? Как бы не так. В трущобах деньги тратятся на джин.
Шарп думал о Джейн Гиббонс. Думал со стыдом, ибо пришёл сюда для встречи с другой женщиной. Понимал всю смехотворность своих притязаний на племянницу Симмерсона, и всё равно стыдился. Он и говорил-то с ней три раза, ничего не знал о ней. Она была прекрасна. Она помогла ему в трудную минуту. Что он может ей предложить? Умение вести людей на смерть? Навык убивать французов?
На что Шарп годится? Он может грамотно расположить цепь стрелков; он соображает, в какой точке вражеских порядков сосредоточить огонь. Он может убивать. Год за годом девятнадцать лет подряд Шарп убивал. Он научился различать, когда убийство необходимо, а когда излишне. Шарп смотрел на проходящих мимо него людей, трезвых и не очень, смеющихся и перешёптывающихся, и знал, кто они. Они — те, за кого он дерётся. Крепко нализавшийся юнец выделывал неуклюжие коленца перед хохочущей спутницей, а Шарп вдруг понял одну важную вещь. Он понял, что, родись во Франции, он носил бы красные эполеты вольтижёра [9], с не меньшей гордостью, чем зелёную куртку стрелка, и брал бы на мушку английских офицеров с не меньшим усердием, нежели сейчас — французских.
Шарп допил эль. Оркестр заиграл вальс. Как сложился бы его брак с Джейн Гиббонс? Как он сложился бы с любой другой женщиной? Куда Шарп денется, если война закончится? Без атак, без вылазок, без разведок, как он будет тратить двадцать четыре часа суток, пусть даже денег после продажи бриллиантов у него будет полно? Пахать? Коров разводить? Или останется в армии? Для чистки формы — слуга, для смотров — лошадь, и куча юных офицеров — для того, чтобы изводить их бесконечными нудными воспоминаниями. Выбор велик, да вот беда: не привык английский солдат к выбору. Английский солдат сражался не по зову сердца, а от безысходности. Французам, пруссакам, австрийцам было куда вернутся. Их ждали дома. Английского солдата никто не ждал. Армия была его домом, полк — семьёй, а такие, как Феннер, угрожали и тому, и другому.
— Вы — глупец. — прозвучало сзади.
Шарп вскочил и повернулся. Она. Зеленоглазая. На ней была чёрная маска, но рыжую гриву прикрывала лишь жемчужная сетка. Ночи в августе ласковы, и тело её облегало второй кожей платье сиреневого шёлка. На плечи была небрежно наброшена тёмная кружевная шаль. Он неловко поклонился:
— Мадам?
— Видок у вас мрачный. Неужели осознали, какого сваляли дурака? — она переложила веер из руки в руку и подставила Шарпу локоть, — Прогуляйтесь со мной.
Они шли по дорожке, огибавшей хитросплетение живых изгородей, и Шарп ловил взгляды мужчин: жадные — на своей спутнице, завистливые — на себе. Два сторожа Воксхолла волокли невнятно ругающегося пьяного. Один из сторожей, видимо, отставной солдат, подмигнул Шарпу и отсалютовал.
Зеленоглазая весело сказала:
— Они считают меня вашей пассией, майор.
Он не нашёлся с ответом, и она засмеялась:
— Жёны таких платьев не носят.
— Почему?
