28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Вашингтон, Лондон и Москва 23 октября 1944 года официально признали Временное правительство Французской Республики. В Париже открылись двери посольств, закрытые во время оккупации. Но список претензий де Голля к союзникам был бесконечным: «Нам нужно было подняться до их высот, а мы начали с самого низа. На совещание в Думбартон-Оксе в сентябре – октябре 1944-го, посвященное подготовке к созданию Организации Объединенных Наций, куда собрались представители США, Великобритании, России и Китая, Франция не была приглашена… В Лондоне больше года вела работу Европейская комиссия, в которой представители британского, американского и советского правительств, не приглашая нас, занимались вопросами Европы и, в частности, Германии. В сентябре президент и премьер-министр встретились в Квебеке для выработки своей позиции, о чем нас никто не информировал. В октябре Черчилль и Иден посетили Москву для достижения договоренности со Сталиным и Молотовым, и о результатах встречи нам также не было сообщено. Все происходило так, как если бы союзники старались держать Францию в неведении относительно своих действий».
Де Голль по-прежнему был недоволен англо-американским пренебрежением к делу сохранения Французской империи. Теперь – в связи с недостаточными усилиями по избавлению Французского Индокитая от японцев и по поддержке остававшихся там французских войск – порядка 50 тысяч человек, из которых 12 тысяч были выходцами из Европы. «В ходе этих операций отчетливо проявилось предвзятое отношение американцев к французскому участию в боевых действиях. Несмотря на неоднократные обращения правительства Франции к Вашингтону, США постоянно под разными предлогами отказывали в переброске в Юго-Восточную Азию войск, которые мы держали наготове в Африке и на Мадагаскаре… Это лишь укрепляло мою решимость вернуть Франции Индокитай, когда после великой победы над общим врагом наши руки по отношению к союзникам окажутся развязанными».
Черчилль по-прежнему без восторга относился к де Голлю, но уже не мог не замечать его сильно возросшего политического веса. «Я знал, что он не был другом Англии, но я всегда признавал в нем дух и идею, которые навсегда утвердят слово “Франция” на страницах истории», – признавал британский премьер.
Черчилль и Иден прибыли в Париж 10 ноября 1944 года. Черчилль 16 ноября информировал Сталина: «Мне был оказан действительно замечательный прием со стороны приблизительно полумиллиона французов на Елисейских Полях, а также в штабе движения Сопротивления в Отель де Вилль. Я также возобновил дружественные личные отношения с де Голлем… Они весьма сильно настаивают на своем участии в оккупации Германии не просто в качестве участника, подчиненного британскому или союзному командованию, а в качестве оккупирующей силы, подчиненной французскому командованию».
Но сообщение Черчилля мало говорило о реальном содержании переговоров, которые описал де Голль: «В том, что касалось вооружения французской армии, они не согласились оказать нам сколько-нибудь значительную помощь и не высказали стремления присоединиться к нам в обращении за поддержкой к США. По вопросу о Германии они признали, что у Франции должна быть своя оккупационная зона, но уклонились от уточнения, какая именно. Еще меньше они хотели детально рассматривать проблему будущего правления в германских государствах, в Руре, в Рейнской области, в Сааре и т. д. Всем нашим попыткам перейти к коренным вопросам по Леванту британские министры противопоставили уклончивую позицию. Они продемонстрировали то же нежелание детально обсуждать вопросы по Индокитаю и по Дальнему Востоку».
Зато Черчилль щедро поделился с французским коллегой своими взглядами на мир и его будущее:
– Я считаю, будьте в этом уверены, что Франция и Великобритания не должны разделяться. Вы сами свидетель тех усилий, которые я предпринимал в наиболее трудное время, чтобы не допустить этого. И сегодня также я предлагаю вам заключить с нами принципиальный союз. Но в политике, как и в стратегии, лучше всего убеждать сильнейших, чем идти против них. В этом я и пытаюсь преуспеть. У американцев есть огромные ресурсы, которые они не всегда используют по назначению. Я же стараюсь направить их на путь истинный, не забывая при этом, естественно, извлекать пользу для своей страны… Что же касается России, то это огромный зверь, давно уже жаждущий добычи. Сегодня невозможно помешать ему рвать ее, тем более что он попал в самую середину стада. Но нельзя дать ему захватить все. Я пытаюсь сдерживать Сталина, у которого, помимо большого аппетита, есть и здравый смысл. И более того, после трапезы наступает время переваривания пищи.
– Что до Франции, – продолжал Черчилль, – то благодаря вам, она возрождается. Не торопитесь! Двери уже приоткрываются. Позже они откроются широко. И мы увидим вас за столом административного Совета. Ничто не помешает нам тогда работать сообща. А до тех пор предоставьте действовать мне!
Визит англичан де Голля скорее разочаровал, он счел, что Черчилль упустил последний шанс извиниться перед ним за все свое прошлое поведение.
Тем не менее, как замечал Пол Кеннеди, «Великобритания была отнюдь не против восстановления Франции в качестве мощной военной державы в Европе для противодействия России, поэтому Франция получила немало выгод, положенных великой державе по статусу: оккупационную зону в Германии, постоянное членство в Совете Безопасности ООН и пр.».
Действительно, именно Англия добилась включения Франции в клуб великих держав, рассчитывая создать противовес влиянию СССР (а в перспективе и Германии) в Европе.
Вскоре после этого де Голль собрался в Москву с намерением «обменяться мнениями о будущем мирном урегулировании. Вероятно, это также даст возможность каким-то образом возобновить франко-российскую солидарность, которая зачастую недооценивалась и предавалась, тем не менее соответствовала естественному порядку вещей перед лицом как немецкой угрозы, так и попыток англосаксов установить свое господство».
Де Голль 27 ноября прилетел в Баку, оттуда – на поезде до Сталинграда и 2 декабря в полдень прибыл в Москву. Уже вечером с ним встречался Сталин. «Беседуя с ним на различные темы, я вынес впечатление, что передо мной необычайно хитрый и беспощадный руководитель страны, обескровленной страданием и тиранией, но в то же время человек, готовый на все ради интересов своей родины», – отмечал де Голль.
– Французы хорошо поняли, что
