28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Но и, конечно, был фактор де Голля, которому абсолютно претила слабая власть правительств Третьей республики, опиравшихся на шаткое большинство в парламенте. Чем де Голль никогда не страдал, так это скромностью. В мемуарах он порадуется: «Как в провинции, так и в Париже я видел, с каким ликованием меня встречали люди. Нация инстинктивно понимала, что в условиях нынешней смуты в стране могла бы установиться анархия, а затем и диктатура, если бы я не служил народу вождем и символом единения. Сегодня нация так же сплачивается вокруг де Голля, дабы избежать падения в пропасть, как она сплачивалась вокруг него вчера, дабы прогнать иноземных захватчиков. Таким образом, я вновь почувствовал доверие французов, облекших меня, как и прежде, беспрецедентной полнотой власти».
Подавляющее большинство действительно желало видеть его главой Временного правительства. А сам де Голль отдавал предпочтение политикам, которые эти годы были с ним за границей. Тем же, кто боролся с фашистами внутри Франции, предстояло испытать разочарование. Историк Марк Ферро не без оснований утверждал, что «эти триумфальные дни оставили у борцов внутреннего Сопротивления привкус горечи. Чтобы предотвратить возможный коммунистический переворот, комиссары Республики, назначенные временными губернаторами, должны были “установить власть закона как противовес фактической власти на местах”. Национальный комитет Сопротивления, в том числе входившие в него коммунисты, соглашается с этим и даже с требованием разоружить патриотическую милицию. Разоружение проводится без особых церемоний. И впоследствии основные почести достаются заграничным силам».
Де Голль был антикоммунистом, и ФКП его возмущала и пугала. «Французская Коммунистическая партия получила исключительную возможность и не упустила ее, – замечал он. – Умышленно смешав восстание против оккупантов с классовой борьбой, ФКП набирала популярность и имела все шансы встать во главе страны».
Но де Голль понимал, что без популярных в стране лидеров внутреннего Сопротивления ему невозможно было править Францией: «Возобновление работ на заводах и в шахтах, восстановление мостов, портов, железных дорог, каналов, электростанций, ремонт поездов, грузовиков, барж требовало усилий всего народа… Участие Коммунистической партии в Сопротивлении, влияние ее на рабочий класс, желание общества и мое собственное желание видеть ее повернувшейся лицом ко всей нации побудили меня дать коммунистам место в работе по восстановлению страны. Упираясь, огрызаясь, вставая на дыбы, ФКП идет в общей упряжке и, слушаясь узды, вместе со всеми тянет нагруженную телегу. Мое дело – держать поводья».
Поводья были и у Сталина, который дал ФКП установку на сотрудничество с генералом. 19 ноября 1944 года Сталин и Молотов приняли лидера французских коммунистов Мориса Тореза и дали понять, что главная задача – искать союзников для формирования левого блока. «Коммунистическая партия не так сильна, чтобы она могла ударить правительство по голове». Стратегическими целями ФКП назывались возрождение Франции, наращивание ее вклада в завершение разгрома Германии, восстановление и развитие демократии в стране. Компартия должна была считаться с наличием Временного правительства, признанного союзными державами, не провоцировать столкновения с де Голлем, не создавать параллельных вооруженных отрядов, способствовать восстановлению французской военной промышленности и регулярной армии.
Де Голль при формировании правительства пошел на компромисс: «Большинство “комиссаров” из Алжира, которые были со мной со времен “Свободной Франции” или позже присоединились в Северной Африке, останутся министрами в Париже. Но я понимал, что должен призвать и других деятелей, работавших в рядах Сопротивления на территории Франции… Когда целью коммунистов вместо захвата власти становится обеспечение перевеса голосов в рамках парламентского режима, общество рискует гораздо меньше. Правда, на моем пути они постарались поставить как можно больше препятствий и развязали закулисную кампанию по моей дискредитации. Однако вплоть до моего ухода со своего поста они воздерживались от открытого непризнания моей власти и от оскорбления моей личности. Что касается Тореза, то, продолжая усилия по продвижению коммунистических идей, он много раз действовал в интересах французского государства и оказывал правительству услуги. На следующий же день после своего возвращения во Францию он принял участие в ликвидации остатков отрядов “патриотической милиции”, которые кое-кто из его соратников упорно поддерживал».
Франция был предельно ослаблена. За четырьмя годами немецкой оккупации в 1944-м последовали несколько месяцев крупномасштабных сражений. Национальный доход Франции к этому времени был вдвое меньше, чем в 1938 году. «Железные дороги были практически заблокированы – из 12 000 локомотивов у нас осталось 2800… На автодорогах были взорваны 3000 мостов, из 3 миллионов автомобилей осталось всего около 300 000 на ходу, а недостаток горючего превращал любую поездку в самую настоящую авантюру… Имеющиеся склады продовольствия, сырья, горючего, готовой продукции оказались совершенно пустыми», – констатировал де Голль.
Ожидалась помощь из-за океана, но порты, «разрушенные бомбардировками американской и британской авиации и практически полностью уничтоженные отступающими немецкими гарнизонами, представляли собой причалы в руинах, разрушенные доки, забитые шлюзы». А грузы, все-таки доставляемые во Францию, предназначались в основном американским и английским войскам.
Общество было деморализовано и восприняло открытие второго фронта как конец страданиям и ждало чуда – и от союзников, и от главы Временного правительства. «Я не мог позволить себе предаваться радужным иллюзиям при виде скудных продовольственных пайков, людей в изношенной одежде, живущих на грани голода, при виде холодных очагов, отсутствия электричества, пустых лавок, остановившихся заводов, мертвых вокзалов и слыша жалобы отчаявшихся людей, требования со стороны различных групп и пустые обещания политиков-демагогов… Впрочем, по контрасту с городами, лежащими в руинах, деревня имела обнадеживающий вид», – писал де Голль.
Дух времени требовал жестких и левых решений. Ферро пишет: «“Засучим рукава”, – заявляет социалист Рамадье. “Выиграем третью битву за Францию”, – добавляют коммунисты. Вслед за Национальным советом Сопротивления де Голль напоминает, что крупных промышленников “не было в Лондоне”; остальные добавляют, что Франция будет окончательно освобождена только тогда, когда тресты будут лишены имущества. Де Голль был согласен с социалистами и коммунистами в том, что “главные источники национального богатства должны вновь стать коллективной собственностью”».
Де Голль подписал закон о национализации. В государственную собственность перешли угледобывающая и газовая промышленность, электроэнергетика, морское судоходство, воздушный транспорт, авиапромышленность, автомобильные заводы «Рено», Французский банк, сберегательные кассы, страховые компании. Владельцам государство выплатило компенсации – за исключением Луи Рено, который активно сотрудничал с оккупантами. Была учреждена единая государственная система социального страхования.
Но основные свои усилия де Голль обращал на то, чтобы восстановить величие Франции, вернуть
