Крепостное право - Мария Баганова
В 1855 году в селе Поповичи Пронского уезда погиб помещик Краковецкий – любитель насиловать крестьянок. Одна из девушек, для виду согласившись прийти на свидание, уведомила о том своего жениха и еще нескольких крестьян. Все вместе они удавили любвеобильного барина, а потом выбросили его труп в придорожную канаву.
В 1850-м от рук крепостных Мартынова и Прокофьева погиб помещик Хлуденев. Мотивом убийства было самодурство помещика, его привычка драть крепостных за волосы и то, что он выгнал из дома двух малолетних детей, насильно переселив их в степную деревню.
В одном следственном деле была зафиксирована жуткая беседа двух крепостных женщин – Настасьи Михайловой помещицы Володимировой и Акулины Матвеевой помещицы Чанышевой. Михайлова жаловалась на жестокость своего господина, на что Матвеева заметила: «Что ж вы, дураки, не окормите своего барина? Я уже дала своей барыне мышьяку в моченой бруснике, когда родила, у нее зажгло сердце – и умерла». Михайлова совета послушалась, подговорила крестьянина Трифона Васильева, который и всыпал помещику в суп мышьяку.
Жестоко обращался с крестьянами и помещик Львов. В его убийстве участвовал даже местный священник Семёнов. Львова, как и Кучина, тоже задушили ночью в его собственной спальне.
Точно так же были убиты и помещик Татаринов, и помещик Яценко… В обоих случаях виновные были приговорены к порке, клеймению и ссылке на каторжные работы.
А вот помещика Климова крепостной застрелил ночью из ружья, выстрелив в окно. И виновного не нашли.
Подобных случаев не счесть! Помещикам подкладывали яд в кушанья, душили их в спальных, бросались на них с топорами… Про помещика Тараковского крестьянин, свежевавший тушу теленка, проговорил, что мол, не теленка надо свежевать «а вот оно стоит, брюхо бы ему вспороть»…
В 1853 году своими крестьянами был убит генерал и георгиевский кавалер Осоргин. «Отставной генерал-майор Осоргин, – говорилось в описании дела, – проживая в своем имении, в Бузулукском уезде, в 9 часов вечера 14 сентября 1853 г. был убит выстрелом из ружья, сделанным из сада в окно помещичьего дома в то время, когда он ходил по комнате…» В начале следствия в убийстве никто из дворовых людей и крестьян не сознался. Но следователи не отступали и нашли свидетеля. Им оказался дворовый Андрей Порфиров. Он показал на допросе, что убили барина бывший кузнец Михаил Иванов, кучер Сидоров и сапожник Полиевктов, а он – Порфиров – хоть и знал о готовящемся преступлении, но, по глупости, предупреждать никого не стал.
Оставались неясны мотивы преступления. Сделавший выстрел кузнец Иванов говорил, «что лишил жизни своего помещика за то, что он в течение двухлетнего пребывания его при господском дворе преследовал его взысканиями, усчитывал в материалах, запрещал работать для себя, а, наконец, в один праздничный день не позволил быть в церкви и занял работою в кузнице. Этот последний случай решительно ожесточил его против Осоргина, почему он, сойдясь однажды случайно с дворовыми людьми Порфировым, Сидоровым и Полиевктовым, которые также изъявляли неудовольствие на помещика, согласился с ними убить его, к чему первый подал мысль из них Порфиров. Этою мыслью был занят каждый из них, и Порфиров, Сидоров и Полиевктов ежедневными напоминаниями ему, чтобы он убил Осоргина, довели его наконец до того, что он почувствовал желание на это преступление».
Мотив этот показался следователям шатким. Истину удалось установить лишь после допроса жителей соседней деревни – государственных крестьян, которые сообщили, что «крестьяне и дворовые люди Осоргина при разговорах выражали неудовольствие на него, будто он имел страсть к прелюбодейной связи с их женами и девками».
Итог дела был естественным для такой истории. Кузнец Иванов получил три тысячи ударов шпицрутенами, а затем отправился в Сибирь. Чуть менее сурово наказали и его подельников.
Образованные люди в России не могли не понимать, что живут в постоянной опасности подвергнуться нападению своих же собственных крепостных. И нельзя сказать, что они эту опасность недооценивали. Шеф жандармов А.X. Бенкендорф в секретном отчете за 1839 год писал: «Дело опасное, и скрывать эту опасность было бы преступлением. Простой народ ныне не тот, что был за 25 лет перед сим. Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством, и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же».
Убийство Оленина
Показательно дело об убийстве в 1854 году статского советника Алексея Алексеевича Оленина. Выделяется оно тем, что жертву неоднократно предупреждали о грозящей опасности. Чиновники уговаривали его принять меры – но Оленин не послушал.
Примечательно, что в молодости Алексей Алексеевич был членом Союза Благоденствия – одной из тайных декабристских организаций. Но в самом восстании он не участвовал и осуждения избежал.
С годами характер Оленина стал портиться, что сказалось на методах управления крестьянами, ставших откровенно тираническими. Не то чтобы Оленин требовал с крестьян непомерный оброк или чрезмерно увеличивал барщину, но в обращении с крепостными он не считал нужным сдерживать свой дурной характер.
7 сентября 1852 года начальник штаба Корпуса жандармов и управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, генерал от кавалерии Леонтий Васильевич Дубельт сделал запись в своем дневнике следующего содержания: «…Крепостной человек действительного статского советника Оленина Лев Васильев, явясь в полицию, объявил, что он нанес владельцу своему удар по лбу обухом топора с намерением убить его. Полиция нашла Оленина живым, но тяжко раненным с повреждением черепа. Оленин женат на сестре князя Василия Андреевича Долгорукова, он человек, как говорят, крайне раздражительного характера и своим обращением с прислугою вывел оную из терпения».
К покушениям на жизнь помещиков власти относились крайне серьезно. Было проведено расследование. В рапорте предводителя дворянства Санкт-Петербургского уезда Николая Александровича Безобразова губернскому предводителю дворянства Александру Михайловичу Потемкину говорилось: «Из собранных мною под рукою сведений и сознания самого Оленина оказывается, что он характера весьма вспыльчивого, а в спокойном состоянии в такой же степени слабого, что и может быть поводом к постоянному недобронравию окружающих его крепостных людей. Все сии обстоятельства честь имею представить усмотрению Вашего превосходительства, присовокупив, что по мнению моему настоящее дело не требует дальнейшего действия, ибо Оленин обещал не иметь при себе крепостных людей, а обходиться вольнонаемной прислугой, о нанесении же ему удара топором в голову производится дело судебным порядком».
При этом самому Оленину было сделано «надлежащее внушение» и рекомендовано заменить крепостную прислугу на вольнонаемную.
Однако Оленин не внял увещеваниям.
Уездный предводитель дворянства признавал, что «нрав Оленина таков, что служение при нем вполне зависящих от него людей почти невозможно. Неумение владеть собой, перемежающиеся, то оплошная снисходительность, то внезапная неимоверная взыскательность, наконец, безрассудство в распределении занятий и в требованиях своих – вот отличительные черты обхождения Оленина с своими людьми. Трудно было бы исчислить здесь подробности, трудно было бы даже обнаружить эти обстоятельства формальным следствием. Увечья или нестерпимых жестокостей им не причиняется людям своим, наносит он побои то рукой, то тростью, хотя, может быть и не весьма тяжелые, но что составляет в сем обхождении невыносимую сторону, это неуместность, беспричинность и несправедливость этих действий. Повторяю, формальным розысканием почти невозможно обнаружить истину сих обстоятельств, но к крайнему моему сожалению для меня при собранных мною тайных сведениях, эта истина очевидна. Уже за два года тому назад Оленин претерпел жестокие последствия неблагоразумного своего обхождения. Страшусь, чтобы не возобновилось происшествие подобного рода».
Предводитель дворянства даже рекомендовал запретить Оленину иметь в услужении собственных людей, а ограничиться наемными. При этом он считал, что для наложения опеки нет достаточно законных причин.
А между тем обстановка в имении Оленина накалялась. 16 сентября 1854 года генерал-губернатор Д.И. Шульгин писал Потемкину: «Крепостные люди проживающего здесь действительного статского советника Оленина обратились ко мне с жалобой на жестокое обращение его с ними, а также на обременение их оброком и поборами и недостаточное их содержание». Эту жалобу он препроводил уездному предводителю дворянства, который провел следствие, и, хотя отягощение оброком и дурное содержание людей Оленина не подтвердились, все же было признано, что «обращение его с ними таково, что при нем не могут служить собственно принадлежащие ему люди, ибо Оленин, будучи вспыльчивого и неровного характера, делает людям своим безрассудные требования, подвергает их несправедливым взысканиям и наносит им собственноручно побои, рукою или тростью, почему действительный статский
