«Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых
Так же жестко ответил Врангель на протесты председателя Таврической губернской земской управы В.А. Оболенского по поводу неоправданно жестких действий начальника особого отдела штаба Русской армии генерала Климовича, засадившего в тюрьмы Крыма, не только реальных противников власти, но и случайных людей. «Конечно, у Климовича есть свои недостатки, но на таком посту должен находиться специалист своего дела», – холодно ответил Врангель Оболенскому[352].
Уверенно жестко поступил Врангель во время эвакуации из Крыма в ноябре 1920 года, когда по воспоминаниям офицера штаба Русской армии
A. А. Валентинова, в Севастополе «на одной из пристаней какой-то офицер пытался стрелять и ссаживать уже погрузившихся, но он был расстрелян, и главнокомандующий заявил на их просьбу в поддержании порядка: «Я прикажу расстрелять еще сотню, но наведу порядок…»[353].
Высокую оценку П.Н. Врангелю, как политическому и военному лидера, дал выдающийся российский политик, публицист и общественный деятель
B. В. Шульгин, встречавшийся с бароном в 1920 году в Крыму. В своей книге мемуаров «1920» Василий Шульгин писал: «Отворяется дверь, и на пороге появляется высокая фигура того, кого со злости большевики называют «крымским ханом». Меня поразила перемена в его лице. Он помолодел, расцвел. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него теперь, несравнима с той, которую он нес там, в Царицыне… В этом человеке чувствовался ток высокого напряжения. Его психологическая энергия насыщала окружающую среду и невидимыми проводниками доходила до тех мест, где начинались непосредственное действие. Эта непрерывно вибрирующая воля, вера в свое дело и легкость, с которой он нес на себе тяжесть власти, которая не придавливала его, а, наоборот, окрыляла, – они-то и сделали это дело удержания Тавриды, дело, граничащее с чудесным…»[354].
Василий Шульгин отметил еще одно важное качество Врангеля, как политика – реализм и прагматизм. Он не ставил себе и народу фантастических, нерешаемых в тех условиях задач. «Я не задаюсь широкими планами… – говорил он Шульгину. – Политику завоевания России надо отставить… Нельзя воевать со всем светом… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает – живи, как жилось…»[355].
Сильную волю, решительность, постоянный настрой на борьбу видели у Врангеля почти все, общавшиеся и работавшие с ним. «Врангель принадлежал к числу тех политических деятелей, для которых борьба– естественная стихия, – отмечал с восторженным почитанием относившийся к Врангелю российский юрист, ведущий журналист крымской газеты «Великая Россия» Н.Н. Чебышев. – И чем непреодолимее было препятствие, тем охотнее, радостнее он на него шел. В нем был «боевой восторг», то, что делало его военным с головы до пяток, до малейшего нерва в мизинце. Но он был не только военным, не только военачальником, не только бойцом, рвущимся принять личное непосредственное участие в сражении. Врангель имел дар и вкус к организационной работе, управлению людьми и влиянию разумом, волей, искусными ходами виртуоза-шахматиста для осуществления поставленных им себе политических целей на благо русского дела, как он это благо понимал… Природа вооружила его разум стальной пружиной крепкой воли, а кроме того – тем духовным возбуждением, подъемом, с оттенком экстаза, который позволяет избраннику и видеть над головами других, и ярче, глубже чувствовать и хранить в неудачах незыблемость духа»[356].
Известный политический и общественный деятель России, экономист и публицист П.Б. Струве, в 1920 году работавший начальником Управления иностранных дел (министр иностранных дел) в Правительстве П.Н. Врангеля, отмечал «присущий Врангелю как живой личности самородный дар властвовать, приказывать и управлять. Гений властвования был тут прежде всего заключен в изумительную соответственную, сродную ему, адекватную телесную оболочку… И отдельным людям, и целым толпам передавалось сразу и неотразимо некое ощущение властной силы, заключенной в внушительной фигуре Врангеля. Но огромный рост физически знаменовал именно соответствие чему-то высшему и духовному. Физическому облику силы соответствовали и свойства духа: богатое воображение, крепкая воля, неукротимая действенность. Творческое воображение барона постоянно работало, ставило задачи, искало путей для действий, на которые могла бы направиться воля, в которых могла бы разрядиться присущая Врангелю изумительная энергия. Эта воля поддерживалась, эта энергия питалась громадным, но подлинно историческим честолюбием и глубоким, органическим, неотъемлемым от его личности, патриотизмом служения России…»[357].
Примерно так же характеризует П.Н. Врангеля работавший с ним в 1920 году председатель земского совета Таврической губернии, депутат 1-й Государственной Думы России В.А. Оболенский. «Высокая, стройная и гибкая фигура барона Врангеля, имевшего вид «джигита» в черной черкеске, его странное, удлиненное лицо с живыми, несколько волчьими глазами, произвели на меня сильное впечатление, – отметил он после первой встречи с бароном. – Во всем – в манере говорить, в нервных повелительных жестах, во взгляде и голосе – чувствовался сильный, волевой и решительный человек, созданный быть вождем… Врангель не возбуждал к себе такого непосредственного доверия, как Деникин, но в противоположность Деникину он не в предвзятых идеях, а в самой жизни старался почерпнуть руководящие нити своей политики. Он жадно ловил впечатления на фронте и в тылу, и к каждому своему собеседнику, хотя бы он не разделял его взглядов, относился с живейшим интересом. В трудную и ответственную минуту, когда по сделанному тогда им признанию, у него на победу оставалось не больше одного шанса из ста, он подходил к власти без определенной программы, с верой в свою интуицию и в уменье делать практические выводы из опыта жизни. Он ставил себе определенную цель, а средства готов был выбирать любые… Мне казалось, что наконец у кормила южнорусской власти стал нужный для нее человек, человек, вышедший из правых кругов, но обладающий большим запасом оппортунизма, а отчасти и авантюризма – качествами отрицательными для политика нормального времени, но необходимыми для вождя во время гражданской войны»[358].
Своих соратников и исполнителей П.Н. Врангель подбирал, как считают некоторые исследователи биографии барона, не по личному расположению и родству, не по партийной принадлежности, а исключительно по деловым качествам конкретного человека, необходимыми для реализации его военно-политических целей. Реально осознавая свою неосведомленность в вопросах экономики, науки, торговли, пропаганды, Правитель Крыма не стеснялся советоваться с профессионалами. «Он приемлет все, что целесообразно, он без предрассудков готов назначить кого угодно на какой угодно пост, если подходящий человек», – говорили его служащие[359].
«Он был очень умен, удивительно быстро и тонко разбирался в людях. Разбирался в каждом человеке