«Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых
Для беженцев началась мучительно-тоскливая, полная лишений эмигрантская жизнь – «дожитье».
Оценку деятельности своих сподвижников в Крыму дал сам П.Н. Врангель: «История когда-нибудь оценит самоотречение и труды горсти русских людей в Крыму, которые в полном одиночестве на последнем клочке русской земли боролись за устои счастья человеческого, за отдаленные очаги европейской культуры. Дело русской армии в Крыму – великое освободительное движение. Это священная война за свободу и право»[342].
Глава одиннадцатая
Петр Николаевич Врангель: военачальник, политик, человек
Крымская эпопея 1920 года целиком и полностью связана с именем и деятельностью генерала барона Петра Николаевича Врангеля – Правителя Юга России и главнокомандующего Русской армии этого периода.
Каким же был на самом деле Петр Николаевич Врангель и как оцениваются его деяния крымского периода? Не тот «черный барон», которого мы знали по большевистским карикатурам, а реальный человек, военачальник, политик, Обратимся к мнению тех, кто лично знал барона, долгое время работал с ним, видел его и в официозно-парадном блеске, и в повседневной напряженной военно-бытовой и административно-общественной жизни.
Все знавшие П.Н. Врангеля подчеркивали, что уже даже физическим обликом барон выделялся среди окружающих его людей: высокого роста, худощавый, с длинной шеей, удлиненным лицом и большими, несколько навыкате, глазами. «Неприятно поражала лишь его непомерно длинная шея, без всякого утолщения переходившая в затылок и как будто кончавшаяся на затылке, – вспоминал о встрече с Врангелем председатель земского комитета Таврической губернии, депутат 1-й Государственной Думы России Владимир Оболенский. – Такие шеи с плоским затылком обычно представляются мне принадлежностью глупых людей, но умные, проницательные глаза совершенно не гармонировали с «глупой» шеей, которая придавала всему облику Врангеля лишь какой-то привкус легкомыслия»[343].
Епископ Севастопольский Вениамин (И.А. Федченков), будучи главой «Управления военного и морского духовенства» всю Крымскую эпопею 1920 года проведший рядом с Врангелем, отзывался о нем в превосходных тонах. «Кто не видел его, тот не может представить себе исключительной силы впечатления, производимой его фигурой и внутренним духом. Необычайно высокий и необыкновенно тонкий, в кубанско-казацкой черкеске, перетянутый поясом, с рукой, покоящейся на кинжале, в мягких длинных сапогах, он сразу приковывал к себе внимание. Умные глаза, спокойное открытое уверенное лицо (совсем бритое), естественность поведения дополняли доброе и сильное впечатление. Но самое главное, что особенно важно было нам потом, это его способность воодушевлять и подбадривать своих сотрудников»[344].
Врангель обладал громким и уверенным голосом, которым владел почти в совершенстве, умея с успехом выступать перед войсками и штатской публикой. «Человек с темпераментом, он говорил веско, убедительно, позволяя себе даже демагогические выпады», – отмечал слушавший Врангеля полковник И.М. Калинин. Барон с детства обладал отменным здоровьем, «хотя при сильном волнении, вследствие полученной в бою контузии, появились очень болезненные сердечные спазмы»[345].
Знавший барона Врангеля еще молодым офицером генерал-лейтенант П.Н. Шатилов, начальник штаба Русской армии в Крыму, вспоминал: «Уже в молодых годах он имел удивительную способность необычайно ярко, образно и кратко высказывать суждения по всевозможным вопросам. Это делало его чрезвычайно интересным собеседником»[346].
Рано избрав путь военного, барон Врангель был весьма популярен в войсках. «Врангель был нашим любимым вождем. В нем воплощалась наша последняя надежда на победу в этой войне. Мы верили и любили его, нашего белого рыцаря», – писал капитан артиллерии Пронин[347]. Капитан артиллерии Орехов, вспоминая свою первую встречу с Врангелем, писал: «Когда вошел Врангель, было ощущение, что, повинуясь его властному виду, двери сами открываются перед ним… В тот момент он казался нам воплощением силы и могущества. Он вселял в нас веру и вернул душевное спокойствие».
Один из значительных русских военных историков XX века, автор четырехтомной «Истории русской армии», А.А. Керсновский (1907–1944), воевавший в составе Русской армии П.Н. Врангеля, писал в своей книге «Философия войны»: «Анализируя духовный облик Врангеля – блестящего военачальника, натуры глубоко интуитивной, мы констатируем его дефект как военачальника – недостаточную подчас зрелость суждений. Обстоятельство, вполне понятное и вполне простительное офицеру, в четыре года сделавшемуся из эскадронного командира командующим армией и в полтора года из начальника дивизии, главнокомандующим. Суворов потратил на это 40 лет. Одинаково молниеносную карьеру с Врангелем имел только Бонапарт. Но кто когда сосчитал бессонные ночи, которые в продолжении ряда лет просиживал над книгами безвестный артиллерийский поручик, в отличие от Врангеля манкировавший ради этого службой. У блестящего конногвардейца не могло быть тех досугов, и Бонапарт под Тулоном более подготовлен, чем Врангель на Кубани»[348].
По отношению к военному противнику П.Н. Врангель нередко проявлял жестокость, когда был убежден в необходимости применения крайних мер. Так, осенью 1918 года в боях на Северном Кавказе он приказал расстрелять весь командный состав красных, «вплоть до отделенных командиров». А в 1919 году во время эвакуации Царицына он приказал повесить начальника станции и двух его служащих, подкупленных коммерсантами, желавшими без очереди вывезти свои товары, вместо эвакуации раненых и больных[349]. В Крыму при Врангеле, как отмечал председатель Таврической губернской земской управы, член 1-й Государственной Думы России В.А. Оболенский «в области репрессий по отношению к населению не все было благополучно. Хотя террор стал менее случайным, он все же оставался чрезмерным. По-прежнему производились массовые аресты не только виновных, но и невиновных, по-прежнему над виновными и невиновными совершало расправу упрощенное военное правосудие»[350].
Не останавливался Врангель перед жесткими мерами при наведении порядка и среди своих войск, и на подконтрольной ему территории. Когда в апреле 1920 года генерал Кутепов «железной рукой приводил свои войска в порядок, беспощадно предавая военно-полевому суду и подвергая смертной казни грабителей и дезертиров», на него Врангелю пожаловался городской голова Симферополя Усов, рассчитывая на его поддержку Каково же было удивление Усова, когда на аудиенции Врангель, не подав ему руки и не предложив сесть, жестко сказал: «На мне лежит ответственность перед армией и населением и я действую так, как мой ум и моя совесть мне повелевают. Вы на моем месте действовали, конечно, иначе, однако судьба во главе русского дела поставила не вас, а меня, и я поступаю так, как понимаю свой долг. Для выполнения этого долга я не остановлюсь ни перед чем и без колебания устраню всякое лицо, которое мне в выполнении этого долга будет мешать. Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним,
