Андрей Буровский - Орден костяного человечка
— Наверное, да, получила… Но это же ужасно, Владимир Кириллович! Давайте же что-нибудь сделаем!
— Себе взять хочешь? — вступил в беседу Фомич. — Бери, мать вряд ли дорого возьмет, а ты ее не старше. Хочешь взять?
Оля покраснела, замотала головой. Фомич хохотал.
А три грации так и сидели до вечера, часов до семи. Сидели без кусочка хлеба и ничего не дали малышу, только мать сунула ему грудь мимоходом. Ольга не выдержала, опять покормила ребенка.
— Чо… тьфу ты! Действует как… Что, Владимир Кириллович, этих архаровок тоже везти куда-то надо? В Усть-Буранный или там куда?
— Бога ты не боишься, Фомич. Если и отвезем их, то в деревню. Девочки, вас подвезти?
— Ой, подвезите нас, пожалуйста! Подвезите! Любку только нельзя, ее бить будут.
— Кто ее будет бить? За что?
— Меня папка убить обещался, если опять с кем-то крутить буду… Он, папка, детишков не любит…
— Сударыня! — Андрей раскланялся с невыразимым изяществом человека в запыленной робе и разбитых вдребезги кедах. — Такая опасность вам на этот раз не угрожает. Честное слово! Мы вас подвезем за так.
— Не, у Любки папка разбираться не будет… Если ее на машине мужики привезут — капец Любке…
— А у меня с того раза полна жопа синяков… — пожаловалась Любка, и мужская часть экспедиции не выдержала, зашлась в приступе нездорового и, наверное, жестокого хохота.
Наташа возмущенно забурчала что-то про гадов-мужиков, которые не понимают, что это же, можно сказать, женщина. Оля передернула плечами, всем видом показывая, что ей такая проблема чужда. Две грации из трех, передавая друг другу то ли вялого от природы, то ли ослабевшего с голодухи ребенка, полезли в машину…
— Где наша картошка?!
— А вот.
Таким удовольствием было увидеть Людмилу, ее здоровую, свежую прелесть, звяканье ее браслетов после граций с опухшими от водки рожами, слышать ее бодрый голос после этих диких разговоров.
Пыля по вечернему Камызу, Володя удивлялся: поселок не изменился с утра… Такой же унылый и скучный, такой же безлюдный, как утром. Не забыть спросить потом у Люды, выходят ли вообще жители Камыза из домов…
— А вот наша директор школы! Здрасьте, Настасья Васильевна! — загомонили две едущие грации, и Володя содрогнулся: наклонившись вперед, по деревне шлепала разбитой обувью страшная тетка лет шестидесяти, с подбитым глазом и оплывшим, болезненно-сизым лицом.
— Это — директор школы?!
— Да, она у нас литературу и русский ведет.
А чудовищное создание подняло раскарябанную рожу, помахало девочкам рукой и как-то похабно осклабилось. А! Ведь девчушки едут на машине с мужиками! Вот в чем дело… Фомич пробормотал что-то вполголоса. Андрей и Дима переглянулись.
— Что? Отродясь не видали такого?
— Не-ет…
И парни замотали головами, словно отгораживаясь от этой бабушки.
«А деревни-то бывают разные!» — так сказал бы сам себе Володя, если бы не знал этого сам, задолго до Камыза и Малой Речки.
ГЛАВА 11
Волкодлак
4 мая
Может быть, как раз визит трех граций в экспедицию и подтолкнул Володю к самым решительным действиям. Он сам не смог бы объяснить, но почему-то после этого визита стало совершенно невозможно отказаться от свидания с Людмилой. Мешало, конечно, чувство долга, но можно ведь договориться так, чтобы его отсутствие не особенно помешало. Быть в экспедиции тоже интересно… Но и это решаемый вопрос.
Володя отозвал в сторонку Епифанова и рассказал ему все как есть.
— Виталий Ильич, если не разрешите — я никуда не пойду! — отчеканил Володя, честно выкатив глаза и точно зная: никогда не придет в голову Епифанову его задержать.
И странно, тревожно было видеть, какую важную роль играет он в жизни экспедиции, как полагается на него Виталий Ильич. Как неприятно ему остаться без Володи даже на короткое время.
— Конечно, конечно, Владимир… Вы, разумеется, идите, но где вас в случае чего искать? Не подумайте, что лезу…
И Володя рассказал, где его, может быть, придется искать «в случае чего».
Человеку, привычному к ходьбе, пройти восемь километров, тем более по грунтовой дороге, не просто легкое — приятное занятие. Володя был рад тому, как он воспринял переход — как приятную, веселую прогулку. Значит, форма у него снова хорошая.
Обойти Камыз вокруг? Да что за черт, мы взрослые люди, в конце концов! А в такой маленькой деревне обходи ни обходи, какими задворками ни пробирайся, а хоть кто-то тебя да увидит. Володя прошелся по единственной улице деревни. Ни одна собака не тявкнула, ни одна парочка не сидела на скамеечке у калитки, ни один житель не сказал ничего и даже и не показался. Но трудно поверить, что никто не видел человека, прошедшего почти насквозь такую маленькую деревню. Очень может быть, что Камыз только притворялся вымершим… таково уж его свойство.
Людмила открыла ему сразу, после первого стука, и Володя опять приятно удивился и ей, и всему облику усадьбы: хорошо организованной, мирной, какой-то продуманно-уютной. В руке Людмилы горел керосиновый фонарь, а в доме с его вяжущим, терпким запахом трав, со множеством шкафов и шкафчиков горела керосиновая лампа. Два прибора стояли на столе, в круге света. Поставить их после его стука в дверь вряд ли возможно.
— Я вас ждала, Володя. Хотите вина? Вы голодный? Хотя вы, наверное, уже поужинали в лагере.
— Поужинал. А вино… вино я, вообще-то, принес с собой.
Людмила хорошо смеялась, открывая светлое, почти не тронутое морщинками горло.
— Покажите, какое у вас… А, какое-то молдавское. Мое лучше, если не испугаетесь пить вино деревенской колдуньи.
— Не испугаюсь. Я ни вина не боюсь, ни колдуний. Но вас, кажется, удивило, что я курганами всерьез интересуюсь? Ну, так дело обстоит вот как…
Володя еще днем почувствовал, что Людмиле и впрямь интересно, что рассказ о его работе — не только способ познакомиться поближе. А сейчас она сидела, подперев полными руками голову с длиннющей черной косой, внимательно слушала, и глаза у нее были удивительно хорошие.
Володя говорил и говорил. Знакомство получалось такое, какие он ценил больше всего — когда могла быть дружба, а могла быть и не только дружба. Что-то кроме дружбы определенно может возникнуть… и хорошо, что это может быть. Он не откажется от этой возможности, но если ничего и не состоится, ему все равно интересно.
К тому же Володя знал, что самым лучшим соблазнителем он становится именно тогда, когда соблазнять совершенно не обязательно, когда он все делает естественно, не имея специальной цели. И когда от него совсем не ждут пылких клятв, целований рук и ног. Никакой определенной цели он и не имел в этот вечер, уже переходящий в ночь…
