Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка
Сказав что-то своим жандармам и показав им глазами на Даниэля, бригадир пошел навстречу людям, подъехавшим в это время к ферме.
Борн де Жуи, испуганный грозным тоном Вассера, побоялся оставаться долее возле страшного бригадира, он тронул за локоть Бо Франсуа, напомнив ему, что пора убираться.
Потревоженный в своей задумчивости, разносчик нахмурил брови, но вскоре, опомнясь, изменился и собрался уже выйти, как Даниэль остановил его и отвел в сторону.
– Гражданин Франсуа, – любезно начал он, – я думаю, что могу теперь положиться на вас; хотите ли вы мне служить в деле, о котором я сейчас говорил вам?
Разносчик смешался.
– Это смотря как, гражданин, – ответил он. – Бедный человек, как я, не в состоянии многого сделать… В чем же заключается дело?
– Поручение простое и легкое… Как видите, я арестован и не надобно быть пророком, чтоб угадать исход этого ареста. Дядя мой Ладранж, этот несчастный старик, так ужасно погибший прошлой ночью, поручил мне одно дело, которое теперь, по всей вероятности, выполнить мне не придется, а потому я хочу передать его вам, гражданин Франсуа! Вы родом из деревни Фромансо, а потому я и полагаю, что вам легче, чем кому другому, будет отыскать одного из жителей этой деревни, человека, которому достается теперь с честным именем и большое состояние! Не медлите ж! Отправляйтесь скорее в Фромансо, и если вам удастся успеть в этом, то и вы лично получите хорошее вознаграждение и сверх того успокоите этим и мою совесть.
И он передал Бо Франсуа все нужные сведения для отыскания оставленного сына старика Ладранжа, заставив его несколько раз повторить имена и числа, необходимые при этом открытии; но, боясь вполне довериться незнакомому человеку, он не рассказал ему всей истории. Осторожность эта, казалось, подала некоторые подозрения разносчику.
– Так вы не хотите мне сказать, чего положительно желают от этого Франсуа-Готье? – спросил он взволнованным голосом.
– Еще раз говорю вам, что его ожидает блистательное положение, которого уже, конечно, он не ожидал. Когда вы откроете, где он живет, вы заставьте его взять свои документы о рождении и явиться к нотариусу, гражданину Лафоре, у которого находится завещание моего дяди Ладранжа; и тогда, если только он умеет быть благодарным, он щедро наградит вас.
Бо Франсуа глубоко задумался.
– Ну, хорошо, – наконец произнес он, – я исполню ваше желание, господин мировой судья и надеюсь на успех, потому что, если говорить уж всю правду, то этот Франсуа-Готье не совсем-то для меня чужой.
– Как! Вы его знаете? – живо спросил Ладранж. – О, пожалуйста, расскажите мне о нем.
– Прежде это был проворный неглупый мальчик, пользовавшийся большим успехом у женщин и молодых девушек, потом… я уже очень давно не бывал во Фромансо…
– Но его характер, образ жизни, занятия?
– Вы от меня многого хотите… О нем говорили, как о хорошем малом… Да почему же и до сих пор ему не остаться таким же?
В свою очередь, теперь Даниэль задумался.
– Достаточно! – проговорил он наконец как будто сам себе. – Какой бы ни был у него характер и правила, странные предположения дяди не могут уже более осуществиться, и мне остается довольствоваться точным и прямым исполнением данного мне поручения… Бог устроит все остальное!
Через минуту он продолжал.
– Вы можете идти; не пренебрегайте же ничем, чтоб оправдать надежду на вас человека, которому, вероятно, осталось недолго жить… Мне хотелось бы дать вам хоть немного денег на предстоящие издержки по розыску, который вы начнете, но я сам человек небогатый, а время для меня, как видите, трудное. Впрочем, если несколько ассигнаций вам пригодятся… – и он потянулся за своим портфелем, но Бо Франсуа остановил его.
– Не нужно! Теперь у меня хватит своих, а по окончании дела я уж сумею достать следуемое мне. Но послушайте, гражданин, – продолжал он таинственно, – вы серьезно думаете, что вам и этой молодой девушке нет более никакой надежды на спасение?
– Не говорите мне о ней! – перебил его с отчаянием Даниэль, – не говорите мне ни о ней, ни об ожидающей ее участи, или вы меня с ума сведете!
Бо Франсуа устремил на Ладранжа свой проницательный взгляд.
– Можете вы мне сказать, – спросил он очень тихо, -по какой дороге повезут вас и других пленников?
– Я полагаю, что сегодня вечером нас отправят, и завтра мы будем отвезены в Шартр, куда приедем, вероятно, не ранее ночи. Оттуда, думаю, нас пошлют в Париж.
– Хорошо! Может быть, на дороге вы найдете оружие; не удивляйтесь ничему и в случае надобности будьте готовы сами себе помочь.
– Что вы намерены сделать? – спросил пораженный Даниэль.
Вместо ответа разносчик подошел к своей коробке и, взвалив ее себе на спину, тихо сказал приятелю, которого очень, казалось, интересовали все эти переговоры:
– Пойдем!
Не прошло и полминуты, как оба уже были за фермой и удалялись от нее скорыми шагами.
В продолжение еще нескольких минут стоял Даниэль, углубленный в свою тяжелую думу, потом, тряхнув головой с полным отчаянием, пошел и лег на оставшийся тут тюфяк и, обессиленный усталостью и горем, заснул крепким, тяжелым сном молодости.
На другой день вечером наглухо закрытая карета, окруженная жандармами, ехала по одной из нескончаемых голых дорог, отличающих Боссе от других провинций. Насколько мог охватить взгляд пространство, нигде не виднелось ничего, кроме равнины, в иных местах, правда, покрытой еще богатой жатвой, но не было ни деревца, ни кустика. Сильная гроза разразилась в предшествующую ночь над местностью, и последние лучи заходящего солнца то тут, то там играли в лужах желтоватой воды.
Это временное наводнение приостановило полевые работы, а потому окрестность была пуста, на дороге не попадалось встречных, разве только изредка несколько рабочих, возвращавшихся в соседние фермы.
Карета с конвоем привлекала общее внимание, поэтому, завидя ее еще издали, иные оборачивались, иные прибегали нарочно на дорогу, чтоб посмотреть на этот мрачный поезд, и по проезде уже его одни говорили с видимым сожалением, другие равнодушно:
– Опять повезли арестантов судить в Шартр.
Читатель, конечно, угадал, что в этой карете сидели Даниэль Ладранж и меревильские дамы. Кучер, увешанный трехцветными лентами, правил парой лошадей, тащивших эту колесницу, но не слышно было ни его веселых шуток прохожим, ни того посвиста и пощелкивания кнутом, которым обыкновенно выявляют свое хорошее настроение люди его профессии. Даже жандармы на этот раз не старались, как всегда, приятельской болтовней развлекаться от скуки длинного пути, впрочем, может, в этом случае они следовали приказанию начальника, бригадира Вассера, одиноко, молчаливо и грустно ехавшего впереди.
