Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка
В эту минуту Даниэль, совсем оправясь, подошел к ним.
Вассер продолжал:
– Покончив с этими формальностями, господин доктор, вы, конечно, позаботитесь, чтобы прилично похоронить… этого умершего.
– Конечно, но…
– Так как этот несчастный, хотя и заслуживает презрения, но внушил мне сострадание к себе, – перебил его Даниэль, – то я хочу участвовать в издержках его погребения.
И он сунул в руку шарлатана несколько золотых монет, объявившему тотчас же с благодарностью, что он в точности исполнит желание почтенных граждан.
– Теперь еще последнее слово, господин Ламберти. Кончайте скорее ваши дела в здешнем кантоне и убирайтесь скорее подальше отсюда. Если через двадцать четыре часа вы не оставите этого департамента с тем, чтобы никогда более не возвращаться в него, то я спущу на вас таких молодцов, которые славно пристроят вас. Поняли, надеюсь? Прощайте и желаю, чтобы не иметь никогда более удовольствия встречаться с вами.
И оставя пораженного, дрожащего Баптиста, он взял под руку Ладранжа, и оба вышли из кабака.
Молча дошли они до большой аллеи на ферму и по мере того, как они удалялись, Даниэль, казалось, думал все свободнее, и свободнее, и темное облако, постоянно омрачавшее его лицо, мало-помалу рассеивалось. Вассер же, напротив, становился все задумчивее. Вдруг его как будто озарила мысль, и, ударив себя по лбу, он проговорил:
– Дурак я! Не мог я его арестовать, но я мог… по крайней мере… это допускается между частными людьми… – Да, да, это так, еще не поздно.
Потом обратись к Даниэлю, он громко прибавил:
– Идите тихонько, милый Ладранж, я сию минуту вас догоню… у меня есть маленькое дельце в деревне, всего не упомнишь… – И он вернулся, а Даниэль продолжал идти, задумавшись.
Вассер не проходил более десяти минут и действительно в аллее еще догнал своего приятеля. Командор сиял радостью, но цвет лица его был слишком оживлен, платье в беспорядке, а хорошенькая трость с золотым набалдашником, бывшая у него в руке, была расколота сверху донизу. Но Даниэль ничего этого не заметил.
– Какое происшествие, Вассер, – проговорил он наконец, как бы громко продолжая свою думу, – кто сказал бы мне сегодня утром, когда я так страшился появления опять этого чудовища, этого отцеубийцы, что сегодня же вечером он почти что вызовет у меня слезы сострадания.
– Действительно этот Баптист, должно быть, его страшно мучил, – начал Вассер, – и, если я не ошибаюсь, то Бо Франсуа выгоднее было бы расплатиться за свои долги там, на Шартрской площади, со всеми другими… Но оставим это… умер он, и делу конец… Но вот теперь вы, Ладранж, не будете, надеюсь, более тревожиться?
В это время они подошли к ферме, крыши которой были позолочены уже заходящим солнцем. Толпы мужчин и женщин ходили по дворам, со всех сторон слышалось веселое пение работников. Стада с мычанием возвращались с пастбищ, слышались серебристые звонки овец. Все дышало радостью, довольством и миром. Даниэль не мог удержаться от самодовольной улыбки при виде этой картины. В эту минуту в воротах фермы показалась прекрасная молодая женщина в белом платье, в широкой соломенной шляпе на голове. Держала она в руке хорошеньких уже известных нам резвунчиков. То была Мария, шедшая с детьми навстречу гуляющим. Все трое издали еще признали главу семейства знаками, глазами и улыбкой приветствовали его.
Даниэль крепко сжал руку командора, проговорив взволнованным голосом:
– Ах, Вассер, Вассер! только от сегодняшнего дня начинается мое полное счастье!
Примечания
1
Так называлась шайка разбойников, отличающаяся тем, что она пытала свои жертвы огнем.
