Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка
Он не посмел долее молчать.
– Я здесь, хозяин, – покорно ответил он, – я здесь.
И человек, этот бывший не в состоянии сейчас двигаться, наэлектризованный страхом, вскочил на ноги и, хоть и качаясь, но скорым шагом направился к тому месту, откуда слышался голос, и через минуту скрылся из глаз изумленных приятелей.
– Право, я не дал бы и двух лиардов за шкуру этого мошенника, – заметил насмешливо Вассер. – Но что с вами, Ладранж? Вы, кажется, принимаете в этих негодяях участие сильнее, чем они заслуживают.
– Вассер, – заговорил наконец взволнованно Даниэль, – вы слышали, что этого бродягу назвали Франсуа?
– Да, но что же это доказывает? Это очень обыкновенное имя.
– А не заметили вы, что этот несчастный, несмотря на свои раны, очень похож на…
– На кого же? На личность, о которой мы только что говорили, Бо Франсуа? – ответил, захохотав, Вассер. -Вы везде видите Бо Франсуа, мой бедный Ладранж; что же касается до меня, то это сходство меня вовсе не поразило.
– Может быть, командор, несмотря на вашу опытность в этих делах, вы не берете в соображение значительной перемены. У этого несчастного взгляд, голос, которого я никогда не забуду… Согласны вы идти со мной? Мы отыщем этих людей и расспросим их. Может, и хозяин-то наш старый знакомый!
И Вассер наконец встрепенулся.
– Вы говорите о мошеннике, сыгравшем мне эту скверную штуку на Гранмезонском перевозе! – воскликнул он. – Черт возьми, это другая уж песня: размыслив хорошенько, Ладранж, я нахожу что на честного человека, как и на военного, совесть возлагает некоторые обязанности… В самом деле, бежим за негодяями! Право, это было бы уж верхом удачи, если бы мне пришлось-таки наконец найти этого старого приятеля доктора!
– Я попрошу вас только подождать меня с минуту, чтобы отправить детей на ферму.
Они направились к маленькой беседке, выстроенной в центре рощи. Дорогой они услыхали за собой звуки сильных ударов и потом стоны.
– Хорошо! – бормотал Вассер. – Вон уж господин шарлатан наказывает своего господина слугу, честное слово, если только ваши подозрения справедливы, то я не вижу еще в том большой беды.
Даниэль ничего не ответил и торопливо вошел в беседку. Дети покойно играли. Поцеловав их, отец приказал молодому слуге отвести их в Рамсей, и сам проводил их до большой аллеи, ведущей на ферму. Только уж после этого, казалось, вспомнил он опять о шарлатане и его слуге.
Посмотрев в долину, Даниэль с Вассером увидали по направлению к деревне двух шедших людей, в которых они тотчас же и узнали тех, кого им было нужно. Один из них шел сгорбившись, шатаясь, с открытой головой, другой, шедший за ним, сердито размахивал руками и беспрестанно бил того палкой. Несчастный лакей иногда останавливался, оттого ли, что не в силах был идти более или хотел попробовать тронуть сердце своего мучителя но этот бил его еще сильнее, заставляя идти все далее. Раз пьяница упал и тщетно старался подняться; тотчас гонитель бросился на него, бил, давал пощечины, и, подняв его сильной рукой, принудил идти далее.
Даниэля и Вассера возмущало подобное бесчеловечное обхождение, и несколько раз принимались они кричать, приказывая бессердечному хозяину остановиться; но вероятно, крика их за дальностью расслышать было нельзя, так что господин с лакеем скрылись из виду.
– Это ужасно! – говорил Даниэль. – И конечно ошибся. Несмотря на всю его низость тот, о котором мы говорили, предпочел бы сто смертей подобному мучению и оскорблениям.
– Вот увидим, – ответил Вассер, – когда человек падает, то падает очень низко.
Они продолжали подвигаться к деревне, при входе в нее, они встретили Клошара все на своем лошаке. Грустная и растерянная физиономия фермера говорила о его неудавшейся попытке.
– Что же, Клошар, – спросил рассеянно Даниэль, -получили ли вы какое удовлетворение от невежи, уморившего ваших коров?
– Увы, господин Ладранж! Он уверяет, что тут вина моего тестя, и что он может это доказать… Лекарство следовало давать в продолжение восьми дней, а тесть мой, желая скорей видеть своих коров здоровыми, имел глупость выпоить его за один раз, поэтому-то бедные животные и околели. Но все это лекарство должно быть ничего не стоило.
– И таким образом, вы не могли доставить себе удовольствия выместить гнев на спине проклятого шарлатана? – спросил командор.
– Я с удовольствием бы, сударь, да письмоводитель судебного пристава уверяет, что мне может дорого стоить, если я пущу палку в дело; да к тому же, говоря правду, как я стал очень-то горячиться, шарлатан посулил мне переломать все кости, а я оказался бы не сильнее его, так что…
– Так что вы поехали стричь, а возвращаетесь сами стриженый! – договорил командор.
Фермер косо поглядел на него, не зная, следовало ли ему сердиться или смеяться.
– Он мне не дал даже порядком поговорить с собой, -продолжал Клошар, – он ищет все своего лакея, наделавшего там каких-то глупостей. Тем не менее я поеду теперь спросить, нельзя ли мне подать просьбы; и если можно, честное слово, подам на него; да и на тестя, сделавшего подобную глупость, который и до сих пор должен мне приданое моей жены, потому что…
Даниэль перебил его вопросом о шарлатане и его слуге, но Клошар упорно продолжал рассказывать о процессе, который он затеет и ветеринару и тестю, и даже своей жене, так что наши приятели потеряли наконец терпение, ушли от него и вошли в кабак.
Деревенский питейный дом в такое время дня бывает совершенно пустой, а потому и Даниэль с командором никого не нашли там, но из задней части дома услыхали крики и стоны. Они поспешили пройти низенькую комнату, потом двор и, войдя в темную, сырую конюшню, нашли наконец тех, кого искали. Несчастный слуга уже лежал в колоде, предназначенной для пойла лошадей, которую несколько охапок соломы превратили в постель, он был в страшных конвульсиях, налившиеся кровью глаза его, казалось, хотели выскочить из орбит. Хозяин продолжал осыпать его ругательствами, но не бил уже более, напротив, стоя у ящика со своим лекарством, он приготовлял микстуру, вероятно, для больного.
Сам шарлатан был человек очень высокого роста и здоровый, хотя уже и переживший средний возраст; костюм его состоял из темного зеленого сюртука, застегнутого спереди шнурами на шелковые пуговицы, на голове у него была треугольная шляпа, выложенная золотым галуном. Длинная седая борода содержимая в большом порядке, падала ему на грудь; глаза его были совершенно скрыты большими синими очками. Несмотря на то, что он сердился, в движениях была какая-то театральная важность. Он оказался не тем, кого Даниэль и Вассер ожидали встретить, и в первую минуту тот и другой подумали, что видят его впервые.
