Чингизиды. Великие ханы Монгольской империи - Чарльз Тернер
В начале своего правления Газан-хан избавился от некоторых эмиров, представлявших для него опасность, но и после кто-нибудь да причинял ильхану беспокойство. Наиболее показательной стала расправа Газан-хана с упоминавшимся выше мятежным эмиром Новрузом.
Прощение и возможность вернуться в ильханат Новруз получил в обмен на обещание привести Газана к власти, обеспечив ему победу над Байду-ханом. Новруз хорошо постарался, и в награду Газан-хан сделал его наибом[143], а также дал высокие должности его братьям Лагзи и Хаджи. «Дело Новруза достигло высшей точки величия… – пишет Рашид ад-Дин. – Садр-ад-дин Зенджани, который недавно сделался визирем, постоянно выжидал удобного случая, чтобы совсем расстроить дела Новруза. Причиной тому было то, что в начале дела, когда он ожидал должности визиря, Новруз назначил своим наибом Дестджердани. С тех пор он стал его противником и врагом, потому что для него не осталось дела. В этом происшествии он и его брат Кутб-ад-дин нашли удобный случай. Проявив чудеса хитроумия, они написали эмирам Мисра [Египта] и Сирии от имени Новруза шесть писем такого содержания: “Государь-де, слава богу, его милостью мусульманин, однако когда я хочу укрепить веру в ислам, эмиры препятствуют. Я надеюсь, что мы в согласии друг с другом подымемся их отразить, дабы [это] было одобрено божеским законом и разумом. Я сам написал братьям Легзи и Хаджи, что ежели они могут до нашего сговора уладить [дело], то пусть сделают, а нет, так мы сами сделаем. Завоевав Иранские владения, я препоручу их вам”».
Будучи ярым приверженцем ислама, Новруз приказал перестроить в мечети или разрушить все буддийские и христианские храмы, находившиеся на территории ильханата, а также организовал строительство новых мечетей и медресе. С противодействием монгольской знати он справлялся легко, тем более что монголы особо и не сопротивлялись, так что отражать было нечего. Новруз вряд ли помышлял о государственном перевороте, поскольку его положение и без того было настолько высоким, что лучшего и желать нельзя, особенно с учетом того, что один из его братьев ведал финансами ильханата, а другой был правой рукой ильхана в диване. Для Новруза игра в заговор явно не стоила свеч.
Но вот у Газан-хана, всячески заботившегося об укреплении своей власти, непременно должно было возникнуть желание избавиться от чересчур могущественного новрузовского клана. Новруз действительно состоял в переписке с Аль-Мансуром Ладжином, высокопоставленным мамлюкским чиновником, который в 1297 году, после свержения своего предшественника, стал султаном. На этом фундаменте и было выстроено обвинение, инициатором которого вполне мог стать сам Газан-хан. По понятным причинам Рашид ад-Дин представляет случившееся с Новрузом как козни сановников, но при этом подчеркивает невиновность эмира: «Сколько его ни допрашивали, он не отвечал, ибо сознавал, что за ним никакой вины нет».
В мае 1297 года началось истребление родственников и приближенных Новруза (Рашид ад-Дин перечисляет многих по именам). Потерпев два крупных поражения от зятя ильхана Кутлуг-шаха, Новруз укрылся в Герате у малика Фахр ад-Дина. «Хаджи Рамазан [личный секретарь Новруза] тайком сказал Новрузу: “Лучше-де нам схватить Фахр-ад-дина и заковать с тем, чтобы под конец дела, ежели мы одолеем, отпустить его, одарив почетным халатом и обласкав. А не то ведь они [враги] его знают. Нам бы лишь соблюсти условия бдительности и осторожности”, – пишет Рашид ад-Дин. – Новруз с этими словами не согласился. Один сеистанский[144] серхенг [полковник] украдкой подслушал [их]. Он тотчас же пошел и известил мелика [малика]. Мелик испугался, держал совет с городскими садрами [главными чиновниками] и вельможами и сказал: “В конце концов войско Гаэан-хана возьмет этот город и уведет в полон наших жен и детей, и долголетний род [наш] падет. Новруз дал клятву Газан-хану, что никогда не будет противиться, но поступил [вопреки клятве]. Лучше нам предупредить [такой конец], захватить его коварством и хитростью и изъявить покорность и послушание. Возьмем от эмира Кутлуг-шаха грамоту о пощаде и тогда его [Новруза] выдадим”. Горожане сказали: “Мнение-де мелика превыше [других], что он признает за верное, то пусть и повелевает”. Мелик после приведения в исполнение этого предварительного дела пошел к Новрузу и сказал: “Гератские и гурские воины в бою проявляют слабость. Чтобы помочь делу, ты пришли на каждые десять человек их по два своих воина, дабы они побуждали их к битве и не допускали нерадивости”. Новруз, согласно его словам, распределил и разбросал весь свой отряд между теми людьми и остался в крепости один. Мелик сказал воинам, чтобы они всех нукеров Новруза схватили и связали, а сам с несколькими гурскими храбрецами поднялся в цитадель, схватил Новруза, крепко связал и сказал: “Приказ таков, чтобы мы тебя выдали эмиру Кутлуг-шаху”».
Этот фрагмент «Сборника летописей» в первую очередь интересен тем, что дает представление о самостоятельности наместников ильханата. Казалось бы – если посланец ильхана требует выдать преступника, то о каком сопротивлении или о каких проволочках может идти речь? Но нет же – малик собирает на совет гератскую знать и обсуждает, как нужно поступить в данной ситуации.
Получив Новруза, Кутлуг-шах приказал сломать ему хребет, а затем отправил голову «мятежника» ильхану, который приказал выставить ее на всеобщее обозрение в Багдаде, зимней столице государства.
Укрепив свою власть расправой с Новрузом и его кланом, Газан-хан в 1299 году предпринял поход в Сирию при поддержке своего вассала короля Киликийской Армении[145] Хетума II. Ильхану удалось взять под свой контроль всю Сирию, но необходимость отражения очередного нападения чагатаидов вынудила его спешно перебросить основные силы к восточным границам государства. В результате мамлюки без сражений вернули себе отнятые у них сирийские земли. В сентябре 1300 и в начале 1303 года состоялись последующие походы, но они оказались еще менее удачными, чем первый. Четвертого
