Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
Не сказать, что буры были в бурном в восторге от того, что эти русские пали им на головы, как снег. Его они могли видеть только на вершине Килиманджаро, до которой было так далеко! Но и кто туда в здравом уме полезет? Настороженно, но всё же их приняли. Сгладило ситуацию то, что Владимир худо-бедно объяснялся на немецком.
Какой-то пройдоха из буров, всучил им старый голландский «роер» с гранёным стволом и примерно такой же древний «мартини». Но ружья были в прекрасном боевом состоянии, что двумя выстрелами, разбив два глиняных горшка вдребезги, бур и доказал. Теперь оба были вооружены и могли смело воевать за свободу!
За время пути они успели порядочно загореть, обрасти бородами, а одежда выгореть и истаскаться. Так что новые бойцы почти растворились на фоне армии буров. Пронырливый Цыганков раздобыл где-то две широкополые шляпы, на чем обмундирование было завершено.
В обычном – армейском – понимании регулярной армии у буров не было. В мирное время каждый был сам за себя и все охранные мероприятия вёл самостоятельно. Если возникала проблема покрупней, то создавался маленький летучий отряд, который все и решал. В случае войны любой мужчина от пятнадцати до шестидесяти был обязан со своим ружьём, двумя здоровыми верховыми лошадьми, одним или более чернокожими слугами и остальной поклажей явиться в командо своего фельдкорнетства. Такое подразделение возглавлял фельдкорнет. Обычно наиболее предприимчивый, уважаемый всеми и опытный фермер.
Люди побогаче появлялись со своими повозками и волами. Кто победней – нанимал в складчину фургон на четверых или шестерых. Неудобно – да, тесно – да, но ведь на то и война! Если за хозяйством не требовался постоянный досмотр, то мужей часто сопровождали жены. Такое войско было всегда сыто. Конечно же жена в лепёшку расшибётся, но накормит мужа. И моральный дух особо не страдал. Если же враг не сдавался на милость победителю сразу, то некоторые вояки отлучались по домам для проведения необходимых по сезону сельскохозяйственных работ. Эта весьма пёстрая, корявая и неповоротливая махина пока успешно воевала против резвых и хорошо вооружённых англичан.
Вновь прибывших русских определили в Европейский легион, под командование Евгения Яковлевича Максимова. Об этом человеке не только среди иностранных добровольцев, но и среди буров ходило множество слухов, один другого невероятнее и причудливее. Что было правдой, а что молва ему приписывала, определить было трудно. Подполковник жандармерии, офицер кирасирского полка не распространялся ни о себе, ни о своём боевом прошлом. В таком информационном вакууме обильно расцветали мифы и слухи. Некоторые доходили до стадии «развесистой клюквы».
Поговаривали, что воевал в Персии, Сербии, Абиссинии, Афганистане и Туркменистане. Бил турок в Таврии и Греции, а итальянцев в Эфиопии. И когда же это он везде поспел? И в России дослужился до подполковника, и по миру повоевал? Вместе с графом де Виллебуа-Марейлем организовали Европейский легион, в который вошли добровольцы различных национальностей. После неудачной вылазки под Кимберли, где погиб граф, Максимов вынужден был встать во главе Европейского легиона. Своих, по армейской привычке, он не бросал. Был ли он ярым борцом за свободу или авантюристом – сказать не мог никто. Правда, никто и не допытывался. Пока такого смельчака не нашлось. По вечерам, возле костра, открыв рот, вновь прибывшие впитывали историю за историей, которые были одна фантастичней другой.
Зигзагообразный полёт летучей мыши – и тот не столь извилист, чем путь подполковника Максимова на юг Африки. Это «путешествие» могло бы послужить основой для нескольких увлекательных и зажигательных романов Майн Рида или Жюля Верна. Они бы точно держали читателя в постоянном напряжении. В Трансвааль и Оранжевую республику Евгений Яковлевич буквально продирался сквозь препоны и рогатки английской разведки. Это поистине уникальный пример упорства и целеустремлённости. А всё начиналось просто, можно сказать, даже буднично, не обещая фейерверка приключений.
Российское военное ведомство выделило некоторую сумму на командировку своего наблюдателя, желая иметь свой источник в зоне англо-бурского конфликта. Смотреть, фиксировать и информировать. Вот узкий круг задач Максимова. И всё бы так и было: смотрел бы, писал бы и не влезал бы. Но… Но, как известно, – не буди лихо, пока оно тихо. Из-за обилия алмазов и золота англичане считали англо-бурскую войну своим сугубо внутренним, почти семейным делом. И если минимально опасный человек направлялся в сторону конфликта, то подключалась вся мощь британской разведки, говоря языком Силы Яковлевича, «чинила каверзы». Не подпускала людей не то чтобы на пушечный выстрел, тормозила и заворачивала за сотни, а иногда и за тысячи миль.
Уладив формальности в Санкт-Петербурге, Евгений Яковлевич отправился в Трансвааль и Оранжевую республику в качестве корреспондента. Только он покинул столицу, Великобритания молниеносно заявила русскому правительству решительный протест! И военный министр Куропаткин, дабы излишне не нагнетать международную напряжённость, отдал вынужденный приказ о немедленном возвращении «наблюдателя». Портить отношения с великой державой по столь несущественному поводу России было не с руки. Разворачиваться пришлось аж из самой Одессы. Ну зачем, зачем они так заострили на этом своё внимание? Съездил бы, глянул бы одним глазком и домой. Так нет же!
И вот тут-то и нашла коса на камень! Одних дорожные невзгоды заставляют поворачивать назад, вторых – находить пути преодоления. Подполковник, как Роберт Скот, предпочитал «бороться, искать, найти и не сдаваться!». В дальнейший путь он отправился как частное лицо. Но англичане держали русского под своим «колпаком» и вынудили переправиться из Александрии в Порт-Саид посуху. Все попытки сесть на корабли, идущие через Суэцкий канал, были, стараниями британцев, тщетными. Ни один капитан не брал столь опасного человека на борт. Боялся. Ни деньги, ни уговоры не помогали. Брови ползли удивлённо вверх, едва заметное покачивание головой – и следовало сухое, но непреклонное «No». И всё тут!
Но англичане не знали, с кем они связались! Максимов прибыл в Суэц поездом. И вот тут-то и случился оверштаг, говоря морским языком[24].
