Рафаэль Сабатини - Одураченный Фортуной
Сделав небольшую паузу, Бэкингем продолжал с еще большим жаром; его лицо отражало причудливую смесь любви и ненависти, столь часто порождаемую неудовлетворенной страстью.
— Я бы с радостью растерзал негодницу собственными руками и с такой же радостью пошел бы ради ее любви на любую пытку! Вот до какого жалкого состояния довели меня ее уловки!
И герцог в отчаянии бросился в кресло, сжав голову унизанными драгоценностями руками.
После этого взрыва эмоций мистер Этеридж решил, что подобного человека можно только предоставить его судьбе. Откровенно заявив это, он удалился.
Его светлость не делал попыток удержать гостя и остался один в мрачной, заполненной книгами комнате, словно безумец, окруженный разумом и ученостью. Задумываясь над своим положением, он все более негодовал на отказ Бейтса, лишивший его помощника, осуществлявшего исполнение желаний господина.
Герцога отвлекло от мыслей появление лакея, который доложил, что полковник Холлс настоятельно просит видеть его светлость.
Раздраженный Бэкингем собирался ответить отказом.
— Скажите ему…
Но его светлость не кончил фразу, вспомнив полученное три дня назад письмо с мольбой о помощи. Это пробудило в нем идею.
— Погодите! — Герцог облизнул губы и задумчиво прищурился. Постепенно его взгляд просветлел.
— Приведите его, — распорядился он, поднявшись.
Вошел Холлс, сохранивший военную выправку и относительно сносную одежду, хотя выглядевший очень усталым после дня, проведенного в Уоппинге и у ратуши с постоянным чувством преследуемой дичи.
— Надеюсь, ваша светлость простит мне мою назойливость, — неуверенно начал он. — Но мои обстоятельства, бывшие достаточно тяжелыми, когда я писал вам, теперь стали отчаянными.
Бэкингем задумчиво рассматривал гостя. Отпустив лакея, он указал Холлсу на стул, на который тот устало опустился.
Его светлость продолжал стоять, засунув большие пальцы за пояс халата.
— Я получил ваше письмо, — заговорил он любезным тоном. — Судя по моему молчанию, вы решили, что я позабыл о вас, но это не так. Однако, как вы понимаете, помочь такому человеку, как вы, весьма нелегко.
— Особенно теперь, — мрачно заметил Холлс.
— Что вы имеете в виду? — Взгляд герцога внезапно оживился, словно новость обрадовала его.
Холлс откровенно поведал ему о происшедшем.
— Таким образом, ваша светлость понимает, — закончил он, — что мне грозит не только голод, но и виселица.
Его светлость, стоявший неподвижно во время рассказа гостя, отвернулся и задумчиво зашагал по комнате.
— Какая неосторожность для человека в вашем положении, — заметил он наконец, — иметь отношения, пусть даже вполне невинные, с подобным грязным сбродом! Это все равно, что совать голову в петлю.
— Но эти отношения и вправду были невинными. Такер являлся моим старым товарищем по оружию. Ваша светлость были солдатом и понимаете, что это значит. Он в самом деле искушал меня предложениями — я признаю это, так как ему уже ничто не может повредить. Но эти предложения я сразу же отверг.
Его светлость слегка улыбнулся.
— По-вашему, суд вам поверит?
— Едва ли, учитывая то, что мое имя Рэндал Холлс, и что мстительное правительство будет радо любому предлогу, позволяющему вздернуть сына моего отца. Поэтому я и назвал свое положение отчаянным. Я — человек, живущий под тенью виселицы.
— Тс-с! — остановил его герцог. — Не следует употреблять подобные выражения, полковник. Сам ваш тон свидетельствует о нелояльности. К тому же вы неправы. Будь вы и в самом деле верноподданным короля, вам не следовало тогда пренебрегать вашим долгом. Как только вам в первый раз сделали подобное предложение, вы должны были, несмотря на дружбу с Такером, обратиться в суд и сообщить информацию о заговоре.
— Ваша светлость советует мне поступить так, как вы сами никогда бы не поступили на моем месте. Но даже если бы я пошел на это, кто бы мне поверил? Ведь мне не были известны никакие подробности заговора. Я не смог бы ничего доказать. Мое свидетельство оказалось бы против свидетельства Такера, а меня дискредитировало бы уже одно мое имя. Все бы решили, что это с моей стороны всего лишь дерзкая попытка заслужить благоволение властей, которая при помощи изощренных толкований закона могла бы в итоге оказаться обращенной против меня. Так что мне в любом случае следовало оставаться в стороне.
— Я не сомневаюсь в ваших словах, — любезно произнес герцог, — и, видит Бог, понимаю ваши затруднения и грозящую вам опасность, которую мы должны устранить прежде всего. Вам необходимо решиться на то, что было нужно сделать уже давно, — предстать перед правосудием и откровенно изложить вашу историю, как вы только что изложили ее мне.
— Но ваша светлость сами сказали, что мне не поверят!
Бэкингем прекратил шагать по комнате и улыбнулся.
— Не поверят одному вашему слову. Но если какое-нибудь лицо, обладающее высоким положением и властью, поручится за вас, то вам едва ли осмелятся не поверить. Дело будет прекращено, и более не возникнет вопросов о каких-либо обвинениях.
Холлс уставился на него, боясь верить услышанному.
— Ваша светлость имеет в виду, что… что сделает это для меня?
Улыбка его светлости стала еще шире и любезнее.
— Ну конечно, друг мой! Это необходимо, дабы впоследствии нанять вас на службу, что я и намереваюсь сделать.
— Ваша светлость! — Холлс вскочил на ноги. — Как мне отблагодарить вас?
Герцог знаком велел ему сесть.
— Вскоре я сообщу вам это, друг мой. Есть одно условие. Я буду вынужден просить вас исполнить определённое поручение.
— Вашей светлости достаточно только назвать его!
Бэкингем снова окинул его внимательным взглядом.
— Вы упоминали в вашем письме, что готовы на любую службу?
— Да, упоминал и подтверждаю это сейчас.
— Отлично! — Герцог подошел к стене, уставленной книгами, и вернулся назад. — Мой друг, должен признаться, что ваше отчаяние мне на руку. Мы оба в отчаянном положении, хотя и по-разному, но во власти каждого из нас принести пользу другому.
— Если бы я мог в это поверить!
— Можете. Остальное зависит от вас. — Помолчав, герцог продолжил как бы полушутя: — Не знаю, сколько в вас после всех скитаний и невзгод осталось щепетильности — того, что обычно именуется честностью?
— Столько, что вашей светлости не стоит принимать это во внимание, — ответил Холлс, как бы смеясь над самим собой.
— Очень хорошо. Но тем не менее, поручение может показаться вам отвратительным.
— Сомневаюсь. Однако, если оно покажется мне таковым, то я прямо скажу вам об этом, хотя сейчас, видит Бог, мне не приходится быть разборчивым.
