Рафаэль Сабатини - Одураченный Фортуной

— Очень хорошо. Но тем не менее, поручение может показаться вам отвратительным.

— Сомневаюсь. Однако, если оно покажется мне таковым, то я прямо скажу вам об этом, хотя сейчас, видит Бог, мне не приходится быть разборчивым.

Герцог кивнул. Возможно, вследствие колебаний относительна предложения, которое он намеревался сделать Холлсу, его поведение стало более властным. Казалось, будто вельможа приказывает лакею.

— Поэтому я вас и предупредил. Если вы захотите сказать мне об этом, то скажите прямо, без лишнего пафоса, не изображая из себя Бобадила[76], Пистоля[77] или другого голодранца-бретера. Просто скажите «нет» и избавьте меня от болтовни об оскорбленной добродетели.

Несколько секунд Холлс молча смотрел на герцога, удивленный его тоном. Затем он усмехнулся.

— Мне было бы странно узнать, что у меня еще осталась добродетель, которую можно оскорбить.

— Тем лучше, — заявил герцог. Придвинув стул, он сел, глядя на Холлса. — В жизни вам, несомненно, приходилось играть много ролей, полковник Холлс?

— Бесчисленное множество.

— А вы когда-нибудь играли роль… сэра Пандара Троянского[78]?

Бэкингем пристально наблюдал за гостем, ожидая увидеть на его лице признаки понимания. Но классическое образование полковника явно оставляло желать лучшего.

— Никогда о нем не слышал. А в чем состоит его роль?

Его светлость не дал прямого ответа, решив зайти с другого конца.

— А о Сильвии Фаркуарсон вы слышали?

— О Сильвии Фаркуарсон? — переспросил полковник. — Имя кажется мне знакомым. Ах да! Это та самая леди в портшезе, которую ваша светлость спасли в Полс-Ярде в день, когда мы встретились. Я слышал, как тогда упоминали ее имя. Но какое она имеет отношение к нам?

— Думаю, что имеет, если только звезды не лгут. А звезды не лгут никогда, оставаясь неизменно правдивыми в этом непостоянном и лживом мире. Я уже говорил вам, что они предсказали нашу встречу и то, что она окажется важной для нас обоих. Эта важность, друг мой, заключена именно в мисс Сильвии Фаркуарсон.

Он встал, наконец отбросив сдержанность, и в его приятном голосе послышалось эмоциональное напряжение.

— Вы видите во мне человека, обладающего большой властью и могущего использовать ее на благо и во зло. Однако в жизни существуют несколько вещей, которые я желаю, но не в состоянии получить. Одна из них — Сильвия Фаркуарсон. Своим притворным целомудрием эта девчонка доводит меня да исступления. Здесь мне и требуется ваша помощь.

Герцог умолк. Полковник уставился на него расширенными глазами, на его впалых щеках появился легкий румянец.

— Ваша светлость едва ли сказали достаточно, — холодно заметил он.

— Вы олух! Что я могу сказать еще? Неужели вам не ясно, что я должен положить конец этой ситуации, сломить мнимую добродетель, которая помогает этой шлюшке отталкивать меня?

Холлс усмехнулся.

— Это я хорошо понял. Что мне непонятно, так это моя роль. Быть может, ваша светлость выскажется яснее?

— Яснее? Ну что ж, я хочу, чтобы ее похитили для меня.

Они сидели, молча глядя друг на друга. Герцог тщетно пытался увидеть на бесстрастном лице полковника отношение к его предложению. Наконец Холлс презрительно скривил губы.

— Но в таких делах широкий опыт вашей светлости послужит вам лучше, чем я.

Возбужденный герцог понял его буквально, не почувствовав сарказма.

— Мой опыт понадобится, чтобы руководить вами.

— Понятно, — промолвил Холлс.

— Я объясню вам подробнее, в чем должна состоять ваша служба.

И Бэкингем сообщил ему о доме на Найт-Райдер-Стрит, который он теперь велел снять Холлсу. Сделав это, полковнику следует быть готовым доставить туда девушку вечером в следующую субботу, после последнего представления в Герцогском театре.

— Возьмите столько людей, сколько вам нужно, — закончил герцог, — и вам не составит труда подстеречь ее портшез, когда она будет возвращаться домой. Дальнейшие подробности мы обсудим, если вы согласитесь принять это поручение.

Полковник побагровел, чувствуя отвращение. Не справившись с гневом, он вскочил, глядя в глаза знатному развратнику, осмелившемуся хладнокровно сделать ему подобное предложение.

— Боже мой! — воскликнул Холлс. — Неужели ваши пороки ведут вас, как собака слепого?

Герцог отступил перед внезапной угрозой, прозвучавшей в голосе его гостя, сразу же облачившись в мантию высокомерия.

— Я предупреждал вас, что не потерплю никакого героического пафоса, и чтобы вы не разыгрывали передо мной Бобадила. Вы просили у меня службы. Я объяснил вам, каким образом могу вас использовать.

— Службы? — задыхаясь от гнева, переспросил Холлс. — Разве это служба для джентльмена?

— Может быть, и нет. Но джентльмену, стоящему в тени виселицы, не следует быть слишком щепетильным.

Краска схлынула с лица полковника, в его глазах вновь появилось загнанное выражение. Герцог с трудом сдержал смех при виде того, как подействовало на гостя мрачное напоминание.

— Вы должны понять, полковник Холлс, что нельзя играть на расстроенной лютне. Вас возмущает пустячная услуга, которую я прошу мне оказать, хотя в обмен я предлагаю обеспечить ваше будущее. Вы сослужите службу не только мне, но и себе. Выполните мое поручение, и я ручаюсь, что не забуду о вас.

— Но это… это… — запинаясь, возразил Холлс. — Это задача для разбойников с большой дороги!

Герцог пожал плечами.

— Стоит ли беспокоиться о характеристиках? — Он снова изменил тон. — Выбор за вами. Фортуна протягивает вам в одной руке золото, а в другой веревку. Я не навязываю вам решение.

Холлс разрывался между страхом и чувством чести. Он уже ощущал петлю на своей шее, видел, как его никчемная жизнь находит достойное завершение в Тайберне[79]. Страх диктовал ему согласиться. Но его удерживали давние идеи, некогда вдохновившие его честолюбие и заставлявшие хранить честь незапятнанной. Смятенные мысли вызвали перед его глазами образ Нэнси Силвестер — такой, какой он видел ее в последний раз, выглядывающей из окна. Холлс представил себе стыд и ужас, отразившиеся на ее лице, если бы она узнала о гнусном деле, порученном ему — тому, кто гордо обещал завоевать для нее весь мир. Этот образ много раз за прошедшие годы удерживал его от искушения.

— Думаю, что я пойду своей дорогой, — промолвил полковник, поворачиваясь, чтобы уходить.

— И вам известно, куда она ведет? — осведомился герцог.

— Меня это заботит не более, чем яблочный огрызок.