Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
– Не торопитесь. Немцы отчаянно хотят купировать участие Лондона в конфликте. Пока нет никаких арестов наших подданных, как и французских граждан. Это было «во-первых».
– Во-вторых? Не томите! – воскликнул сэр Колдхэм, взбешённый неторопливостью старого лиса.
– Во-вторых, мне совершенно непонятно, почему вы не пытались завербовать Валленштайна. Неужели Элен – недостаточная наживка? А выболтанные им сведения послужили бы замечательным компроматом для давления.
– Вы сами там не были! Вы не понимаете! Завести такой разговор с эсэсовцем – всё равно что купить билет в один конец. Они – фанатики. Они обожают своего фюрера, и наш Валленштайн не исключение. Он скорее согласился бы понести наказание за болтливость, чем изменить фатерлянду. Нужно очень большое разочарование, чтобы «белокурые бестии» о чём-то задумались, чтобы усомнились. Сейчас они мыслят лозунгами: «Германия для немцев», «Расширение жизненного пространства» и так далее. Элен в ловушке! Одной ногой в концлагере. Я сам вернусь в Берлин, чего бы это ни стоило.
– Правильное решение, – неожиданно согласился адмирал Синклер, без сомнения, ожидавший этой реплики. – Пока ещё ходят пассажирские поезда между Францией и рейхом, давайте. Нужно разочарование? Как только немцы столкнутся с британскими войсками и Королевским флотом, разочарований будет вдосталь.
– Когда?! Кто-то из журналистов уже окрестил наши потуги и надутые щёки «странной войной».
Глава разведки снова изобразил ту же мину, что была на его лице, когда открещивался от ответственности за политиков. И упрекнуть его в неджентльменском поведении невозможно. Никто не ожидал такого скоропалительного развития ситуации, Секретная служба не брала на себя особых обязательств. Следовательно, не нарушила никаких договорённостей. Сэр Колдхэм полагал, что разведка непременно должна вытаскивать из заграницы агентов, попавших в трудное положение. Но эти познания, как ни смешно, почерпнуты исключительно из шпионских романов. В момент вербовки с ним общался посредник, а не начальство МИ-6, родную племянницу Колдхэм вообще привлёк по собственной инициативе… Точнее, она сама настояла, увидев содержимое грузовика средь живописных швейцарских гор, сама решилась на близость с офицером СС.
– Итак. Вас проинструктируют, снабдят легендой, выдадут новые документы. Вы же столько лет прожили в рейхе, говорите без акцента? Главное – избегать незапланированных встреч со старыми знакомыми. С Элен на месте решите, что для неё менее рискованно – пытаться сбежать или положиться на защитника из СД.
Адмирал распинался ещё минут пять. После короткого телефонного разговора перепоручил Колдхэма другим. Стало понятно, отчего встреча произошла в конспиративной квартире. Перед отправкой в Германию разведчик не должен лишний раз крутиться перед агентами абвера у резиденции МИ-6.
Через сутки он в сопровождении двух крепких парней сел на паром до французского берега. Спутников явно не смущала задача: закрепиться в Берлине и быть готовыми к диверсионным акциям, от взрывов на военных предприятиях до ликвидации нацистских лидеров. Вплоть до убийства фюрера.
Сэр Колдхэм не излучал энтузиазма по поводу миссии. Он решил вернуться в Берлин и вытаскивать Элен любыми средствами. Хоть в багаже, хоть в багажнике… Жаль, что «роллс-ройс» в Лондоне. Заниматься нелегальной работой ему, известному сотням немцев, казалось делом абсолютно бессмысленным. Адмирал не может не понимать связанных с этим рисков. Значит, у него острый дефицит людей во вражеской стране.
Под плеск волн сэр Колдхэм чувствовал себя отвратительно, словно изгнанный на пенсию старый солдат, что за неимением лучшего пополнения снова призван в полк и брошен грудью на вражеские пулемёты.
Глава 3. Быдгощ
Война обезображивает страну. Я читал об этом у Ремарка. В Польше увидел сам.
Уродства войны – это разрушения и трупы, остовы обгорелой техники, толпы беженцев. Это сама атмосфера безысходности.
Впрочем, в войсках настроение бодрое. Пусть сопротивление поляков превзошло ожидания генералов вермахта, упоение победой полное. Германские вооружённые силы наконец-то разгромили врага, впервые после унизительных провалов в мировой войне. Красная армия выступила против Польши, выполнив августовские договорённости, тем самым Советский Союз вычеркнул себя из возможных партнёров Франции и Британии. Окончательный разгром остатков Войска польского не за горами. Пророчества фюрера о возрождении великой Германии сбываются!
Я стараюсь избегать радостных разговоров на эту тему. Нам с гауптштурмфюрером Гейнцом Хуммитцшем предстоит рутинная работа. Поганая, как и все задания на выезде.
Остро чувствую неприязнь офицеров вермахта к СС. Армейцев распирает гордость. На нас с доктором Хуммитцшем смотрят как на тыловых крыс, примчавшихся поживиться на подвигах героических военных. Разговаривают сквозь зубы и не посылают далеко-далеко лишь из чувства самосохранения, понимают, что с СД лучше не шутить. В штабе армии нас сплавляют к свеженазначенному блокляйтеру, местечковому партийному вожаку из польских фольксдойче. Он, напротив, готов выпрыгнуть из штанов, желая угодить посланцам Берлина.
Спускаемся за ним по сырым ступенькам морга в Быдгоще. Остро воняет мертвечиной. Артиллерия повредила электростанцию, свет дали лишь через три дня. Сентябрь выдался тёплый, и без холодильников трупы, запрещённые к погребению, начали гнить.
– Варвары! – причитает активист НСДАП, демонстрируя вздутые тела на длинных столах, большинство – с заметными пулевыми ранениями. – Без суда, без следствия…
Герр Хуммитцш кривит губы. Его интеллигентное пенсне отражает тусклый свет подвальной лампочки. Недовольство коллеги абсолютно не связано с проблемами правосудия.
– Совершенно не то. Ритцер! Нам нужны жертвы польского произвола. Вам ясно?
Ляйтер преданно и недоуменно глядит на моего спутника, ответственного за выявление польских военных преступлений. В отличие от туповатого Ритцера, я прекрасно понимаю, что разоблачительные фотографии в этом морге нам не сделать. Дюжие парни в одинаковых вязаных свитерах, крепких ботинках и тёмных штанах, казнённые поляками за обстрел отступающей пехоты, ничуть не похожи на невинных нонкомбатантов. Скорее всего, мои бывшие коллеги из абвер-2, хорошо обученные громилы, только не слишком удачливые. Стоило ли забрасывать их в тыл, чтобы палить в спину и без того разбитым польским частям? Всё равно что заколачивать гвозди микроскопом.
Но, оказывается, я ошибаюсь.
– Глядите, коллега… Да, на крайнего. Я его помню. По-моему, парень из «шестёрки».
Шестое управление ведает внешней разведкой. Соответственно, и специальными операциями за рубежом. Складывается не слишком приятная картина. Группа СД принесена в жертву ради провокации, чтобы озлобить разгромленных польских вояк! Удивляюсь, что паны грохнули только этих снайперов. Понятно, что расстреливать военнопленных некрасиво, но люди в свитерах, бьющие в затылок, пленными не считаются. Делюсь сомнениями с напарником.
– Я не уверен, доктор, что труп из наших. Как бы то ни было, нужны другие тела. Женщин, детей, стариков. Явных штатских.
Хуммитцш энергично кивает. Его круглая физиономия совершенно не соответствует серой полевой форме СС, да и по специальности он теоретик в области нацменьшинств. Из тех, что меряют линейкой черепа своим подружкам, чтоб нечаянно не лечь в постель с представительницей низшей расы. Но по случаю начала войны у всех дел невпроворот. Поэтому кабинетному умнику поручено накопать доказательства польских зверств. Я к нему приставлен в качестве специалиста по мокрым делам. Такая репутация у меня после расстрела двух коммунистов в Гамбурге.
– Конечно. Ритцер! Вы слышали моего товарища?
– Да, герр гауптштурмфюрер! Но где мне взять мёртвых немцев?
– Мне плевать, где вы их отыщете! Немцев, поляков… хоть цыган! Вольдемар, идёмте. В этом вонючем подвале нет ничего полезного. Кто здесь начальник айнзацкоманды?
– Не знаю. Но выяснить несложно.
Оберштурмбаннфюрер Йозеф
