Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
– Милый, я надеюсь, ты обеспечишь мне безопасное пребывание в стране? – объект моих мыслей прерывает эти мысли.
– Дорогая, ты меня используешь! Быть может, ты со мной встречаешься из выгоды?
Она фыркает в ненатуральном возмущении и молча приступает к макияжу. Пока художник и живописное полотно совмещены в одной персоне, фрау Генриэта готовит завтрак. Овсянка и бутерброды с маргарином. Овсянки сколько угодно, а хлеб и жиры – только по купонам. В мирное время! Которое сегодня кончилось. Я точно знаю, стратегических запасов при отсутствии импорта хватит на год. Фермеры по мобилизации вступят в вермахт, производство продуктов упадёт. Пока основная надежда на закупки зерна у СССР в обмен на станки и технологии. Но в Союзе нет больших избытков, чтоб прокормить десятки миллионов немцев!
Именно это сейчас обсуждают фюреры разного ранга с великим фюрером во главе. Оружия и боеприпасов для большой войны можем наштамповать, экономика милитаризована, но сталь, цветные металлы, каучук, нефть, кожа, мясо, шерсть, злаки… и дальше список наименований на страницу, и всего этого удручающе мало.
Сбылось то, о чём мечтала советская разведка. Империалисты истребляют друг друга. Ура.
Так как от меня открестились в Москве, «Парис» исчез без следа, оборваны нити межу Теодором и Вольдемаром, вероятность разоблачения немцами невелика. И что же мне делать? Для начала – обезопасить Элен, тут она права. Как только «дядюшка» и Олендорф снизойдут до моих мелких проблем, постараюсь втереть идею сохранять вражескую агентуру в неизменном виде. Втолкую: хуже будет, если взамен сосланных в концлагерь шпионов британская МИ-6 наладит здесь новую сеть, нам неизвестную.
– Сладкая моя, я ломаю голову, под каким соусом сохранить тебе свободу. Само собой, придётся заявить о полной лояльности рейху. Больше никаких контактов с родителями! Временно, конечно.
Мы говорим с ней исключительно по-английски. Долго прожив у Кантштрассе, я даже не подозревал, что слово cunt на языке Альбиона означает женский… В общем, оно неприличное, Элен произнесла его в сексуальной игре, пригласив страстно войти в прусского философа.
«Дядя», от этих подробностей избавленный, постоянно напоминает, что Великобритания и США находятся в зоне стратегических интересов Германии, нужно быть готовому к миссии на островах или даже за океаном, оттого английский необходим. Тем самым граф обретает схожесть со Слуцким и Серебрянским, столько лет провёл в ожидании от них Самого Главного Задания. Оба не дожили. А «дядюшка Вальтер»? Зря жалуюсь, надо благодарить судьбу, что не получил приказ ликвидировать Сталина. Более зверских задач, чем соблазнить Элен, я не выполнял. Соблазнённая за год прилично натаскала меня в своём языке, и не только в матюгах. Тем более неожиданно услышать в ответ на просьбу не писать домой:
– Яволь, май фюрер!
Значит, не до конца осознала серьёзность положения.
– Это первое. Второе. Ты сотрудничала с «Эйер Ферлаг».
– Да. Они тиснули в нескольких журналах мои пасторальные пейзажи Саксонии.
– Значит, ты способствуешь национальной идее Blut-und-Boden, почва и кровь. Придётся завербоваться в постоянные корреспонденты одной из газет.
– Но, милый, мой немецкий не лучше, чем твой английский. Да и о чём писать?
Наугад вытягиваю журнальчик из стопки на прикроватной тумбочке.
– Смотри, какой замечательный материал. Рисунки, под ними незамысловатые житейские советы, как из заношенных мужских кальсон соорудить две гигиенические прокладки, один бюстгальтер, две тряпки для пыли или одну скатерку, одно кухонное полотенце, а также два уплотнителя для пятки в прохудившихся чулках. Ты же сможешь нарисовать лучше, правда, дарлинг? Поверь, во время войны тема тотальной экономии неисчерпаема!
– Какую ерунду я ещё обязана делать? Прекратить пользоваться косметикой? Отдать в армию все полученное по талонам мыло?
– Брось курить, хотя бы на людях. Курение, согласно новейшим выводам арийских учёных, вредно действует на женский организм, – процитировав ей набивший оскомину антитабачный плакат, «выбалтываю» очередную совершенно секретную тайну. – К тому же у нас дефицит табака, его мало для вермахта и Кригсмарине. Между прочим, где прячется сэр Чарльз? Моего влияния никак не хватит, чтоб уберечь от гестапо сразу обоих.
– Понятия не имею. Не видела его дня четыре.
То есть ни разу с начала польской кампании. Интересно. Гитлер, насколько до меня докатилась молва, мечет гром и молнии с требованием покарать наглецов, что подвигнули рейх на войну с Британией. Персонально ответит, конечно, Риббентроп, министр иностранных дел. Но кто-то его информировал, подкреплял уверенность, что с запада Германии ничто не грозит.
Я точно знаю, что с сэром Колдхэмом доверительно беседовал не кто-нибудь, а целый министр экономики Функ. Английский дядюшка рассыпался в заверениях: влиятельные друзья из окружения британского премьера ему гарантировали, что в случае военного конфликта с Польшей Форин Офис будет колебаться в диапазоне от «озабоченности» до «глубокой озабоченности» действиями фюрера. Если Австрию и Чехию ему простили, чем Польша отличается? Островитяне принципиально не желают воевать! Маркиз подозрительно вовремя растворился во тьме, когда его пророчества отправились в утиль.
На фоне этих глобальных конфликтов я тихо радуюсь, что в моих рапортах СД нет ни слова о нейтралитете Лондона, и есть ещё немного времени, чтобы в уюте смешивать чай с молоком.
Мы пьём чай, пока ещё британский, то есть индийский. Кофе тоже пока турецкий или бразильский. Молоко порошковое, растворяется плохо и оставляет комочки. Скоро нас ждут эрзац-кофе, эрзац-мармелад и эрзац-жизнь. Пообещав навестить Элен в ближайшее время, спешу к «дядюшке».
Мой видавший виды «Хорх» (новую машину себе не позволил) неторопливо катится по улицам Берлина. Чёрт побери, горожане не задумываются пока, что война – это и новые лишения. В тёплый сентябрьский день необычно многолюдно, лица такие счастливые… Ещё бы, в Польше наша армия победоносно наступает к Варшаве сразу с трёх направлений – с запада, с юга и из Восточной Пруссии. Радио обещает: к зиме фюрер торжественно вступит в Лондон!
Помню предвоенные донесения из Варшавы. Источник сообщил, как в последних числах августа заключались пари между уланскими офицерами. Они спорили, за две или за три недели войдут в Берлин, если начнётся война с рейхом. Наши горе-патриоты, жертвы Министерства пропаганды, ничем не лучше.
Наши… Полтора года без связи. Верно служу СД в шпионских играх против МИ-6. Слово «наши» теперь означает «немцы». Не нацисты, конечно, их не перевариваю, чем ближе узнаю – тем сильнее. А вот обычные трудяги, служащие, даже рядовая солдатня, они просто оболванены, перекормлены обещаниями, что завтра заживут счастливо, у каждого будет квартира, мясо на столе, «Фольксваген» у двери, это при работающем отце семейства и матери-домохозяйке. Большей частью нормальные люди, просто поверили не тем политиканам. Они – действительно мой народ. Что семья Нейманов переехала в Россию в девятнадцатом веке, оборвав связи с Саксонией – землёй предков, ничего не значит.
Больше всего настораживает, что по окончании польской кампании рейх и СССР обретут общую границу, и не верится в добрососедство после жуткой вражды. «Наши» против «наших»? Жуть!
Граф удостаивает меня аудиенцией только на следующий вечер и в самом неподходящем для доверительных бесед месте – на ипподроме Мариендорф в южной части Берлина.
Перед забегами гремит «Хорст Вессель», маршируют двуногие жеребцы в коротких штанишках и галстуках с нацистскими флагами в передних копытцах. Голос диктора через мощные матюгальники стадиона произносит торжественное объявление: предстоящие скачки посвящены победе
