Сергей Голицын - Сказание о белых камнях
Собор строили рядом с княжеским дворцом, внутри княжеского детинца, куда простой народ не допускался. И конечно, Всеволод ходил на строительство постоянно, может быть, каждый день. Он сам выбирал из своей богатейшей по тем временам библиотеки рукописные книги с миниатюрами [До нашего времени не дошло то слово, каким когда-то называли иллюстрации в древнерусских рукописных книгах. Поэтому, к сожалению, приходится пользоваться столь чуждым русскому языку термином «миниатюра»], вел мастеров в свои кладовые, показывал им заморские и киевские шитые ткани, чеканные медные и серебряные сосуды.
Мастера внимательно изучали изящные миниатюры в книгах, тонкие узоры на посуде и на тканях. Но у них был и свой наметанный глаз.
В детстве их деды и прадеды рассказывали им старые предания да сказки. И шли те сказки и предания с древних и древнейших, еще Перуновых и Ярилиных времен.
А еще подсмотрели мастера по лесам и лугам, как нежный вьюнок извивается своими слабыми побегами, как буйный хмель опоясывает белые стволы берез, как по болотам растут желтые и лиловые касатики (ирисы), а по полям алеют маки.
А еще с юных лет знали они, как долбить дерево. Челноки, колоды — пчелиные улья, колоды — гробы для покойников, корыта, ушаты, братины, чаши-ендовы, многие мелочи вроде солониц, ковшиков, разных ларцов выдалбливали мастера из цельного куска дерева, а потом брали самый малый и самый острый скарпель и украшали тонколистной резьбой изделия рук своих.
А еще умели те мастера вырезать по дубу хитрые узоры на князьках, наличниках, причелинах, подзорах, крылечках теремов боярских.
Как сказал им Всеволод — «хочу видеть свой храм украсноукрашенным», так и встрепенулись их сердца. Захотелось им во всю удаль русскую разгуляться скарпелями.
Нынешние ученые-исследователи, изучающие узорочье на соборе, не могут определенно сказать, какой зверь, или птица, или цветок взят из книг, какой с заморских тканей или посуды, а что пошло от деревянной резьбы, а что подслушано в старых преданиях да сказках, а что подсмотрено по суздальским лесам и болотам. С разных сторон явилось художество на четыре страницы белокаменной книги.
Исследователи дореволюционные утверждали, что зодчие собора вложили в его камни определенную религиозную идею и строили его согласно словам из псалма царя Давида: «Всякое дыхание да хвалит Господа».
Но, разглядывая бесчисленных каменных зверей и птиц, можно увидеть, как далеки эти существа от всего небесного. Не могли такие чудища никого хвалить. Они просто выстроились один за другим. Вот два лебедя переплелись длинными шеями. Вот всадники-воины скачут неведомо куда, а четырехлапые грифоны прилетели неведомо откуда, иные стоят, иные машут крыльями. А эти львы или тоже стоят, или идут; один поднял переднюю лапу, другой встал на дыбы, третий обернул голову назад: они посматривают на нас сверху то с улыбкой, то добродушно, а то оскалив зубы.
Обойдем еще раз собор и рассмотрим его внимательно. Три алтарные апсиды, составляющие восточную стену, украшены менее богато. Северная, западная и южная стены снизу доверху четырьмя выступающими вперед полуколонками делятся на три части, на три прясла, причем средние прясла шире крайних.
Все подвески арматурного пояса разные, и каждая из них подлинно художественная драгоценность.
«Соколиные когти» Дмитриевского собора.
Три алтарные апсиды украшены менее богато.
Один из резных камней Дмитриевского собора. «Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта?»
Еще резные камни Дмитриевского собора. Слева — грифон, терзающий зайца. Внизу — охотник (возможно, Геракл, убивающий льва).
Улыбающиеся львы — неусыпные стражи из Дмитриевского собора.
И опять резные камни Дмитриевского собора. Справа — царь Давид; он поднял руку и поет, играя на славянских гуслях. Слева — святой Никита казнит беса.
Собор Рождества богородицы в Суздале. Его нижняя часть, включая арматурный пояс, — XIII век, выше — XVI вен.
Часть аркатурного пояса собора в Суздале.
Вид собора с другой стороны. Справа — здание архиерейских палат и колокольня XVII века.
Нижняя часть колокольни и пристройка к ней XVII века.
Георгиевский собор в г. Юрьеве-Польском. 1234 год. Больше всего он похож на приземистый гриб-боровичок с нахлобученной, чрезмерно большой и круглой шляпкой — куполом.
Самый впечатляющий камень — это огромная глыба со святым Георгием. Воин изображен в княжеском плаще, накинутом поверх кольчуги. В его правой руке копье, в левой — щит, на щите — герб суздальских князей — барс, вздыбленный в прыжке.
На стенах восстановленного собора получилась невообразимая путаница.
Есть такое предположение, что один из камнесе-цев на этом камне изобразил самого себя.
Загадочны эти три толстощекие с мушками на щеках девушки, чьи головы окружают колонну.
Внизу ангел, нежный, женственный и печальный. А какие лица у больших женских масок на капителях колонн! Брови сдвинуты, губы сжать!, очи гневно сверкают. Это сама стародавняя княгиня Ольга, что готовит месть за убийство своего мужа, великого князя Игоря.
Это сказочный Китоврас — человек с львиным туловищем, одетый в нарядный кафтан, в одной его руке булава, в другой — заяц. Он чудище
Этот лев — тоже добрый?
Три двери с трех сторон ведут в собор. По аркам, перекинутым над дверями, пущена не просто резьба, а тонкое, тончайшее белокаменное кружево с голубыми, как мартовский снег, тенями.
Подобные ободверия напоминают порталы католических соборов. Там, на каменных, наверху переходящих в плавно изогнутые дуги столбах также перевиваются стебли хмеля с диковинными беломраморными цветами да бутонами...
Поднимем глаза выше, рассмотрим аркатурный пояс.
На средних пряслах — по восемь, на крайних — по шесть выступающих вперед тяжелых подвесок, совсем не похожих на легкие и простенькие полуколонки Успенского собора и Покрова на Нерли. Все эти подвески разные, и каждая из них — подлинно художественная драгоценность. Видимо, вспомнили мастера прежнее свое умение, как резать деревянные балясины, что держали крылечки на боярских теремах.
