Сергей Голицын - Сказание о белых камнях

Покряхтели удальцы над каждым белым камнем. Не хотел собор умирать. Камни, падая сверху, словно стонали. И разрушен был собор до основания. На том же месте построили новый, в стиле сухо-академическом, придерживаясь якобы очертаний XII века. Красиво стоял тот белокаменный собор с золотым, потускневшим куполом на высоком холме за белыми стенами монастыря и прекрасно сочетался с зелеными садами и подлинно древними памятниками города. Восемьдесят лет спустя он также был разрушен.

Исчез безвозвратно и другой свидетель той эпохи — рубежа XII — XIII веков.

Жена Всеволода Мария Шварновна основала во Владимире свой монастырь, называемый Княгинин. Впервые со времен Мономаха там построили собор не из дорогого белого камня, доставлявшегося с отдаленных берегов Москвы-реки, а из дешевого кирпича — плинфы, который обжигался на месте. В том соборе похоронены многие княгини, в том числе Мария Шварновна, жена и дочь Александра Невского.

Недавние раскопки обнаружили только остатки фундамента когда-то сгоревшего собора. Он был одноглавый, четырехстолпный и очертаниями своими, верно, напоминал строгий Рождественский собор. Теперь на его месте стоит также одноглавый, своеобразно нарядный, опоясанный под куполом гирляндами кокошников, кирпичный и побеленный храм первой половины XVI века, восстановленный по проекту страстного охранителя владимирских древностей архитектора Столетова Александра Васильевича и нынешнего главного реставратора владимирской старины его сына Игоря Александровича.

Всеволод боялся народа. Он приказал окружить свой дворец и близлежащие здания белокаменной зубчатой стеной. Получился укрепленный городок в городе, называемый «детинец».

На верху ворот этого детинца стояла церковь Иоакима и Анны. При раскопках были найдены остатки фундамента белокаменных стен и фундамента ворот.

В Московском Историческом музее находится удивительный обломок резного камня — птица Сирин — «птица с ликом девы». В приходной книге музея значится, что камень этот был найден в 1908 году близ Успенского собора города Владимира. Никаких зарисовок точного места находки нет. И гадают теперь исследователи — если камень принадлежал не прежнему собору Андрея, а той надвратной церкви, значит, была она построена не в строгом стиле, а облик ее, быть может, напоминал прелестную царевну Покрова на Нерли. Как выглядел давно исчезнувший дворец Всеволода — тоже неизвестно. Мы даже не знаем, был ли он белокаменным, или кирпичным, или просто деревянным. Единственное его изображение в одной из летописей ничего не говорит исследователю. И место, где находился дворец, несмотря на неоднократно проводимые раскопки, до сих пор не найдено. Приходится вновь повторить ранее сказанные слова: «Много еще исторических тайн прячет земля Суздальская и Владимирская».

Белокаменная книга

Когда мои московские друзья просят меня показать им белокаменные сокровища древней Владимир-щины, они шлют мне письма в Любец, где я живу, и я назначаю им встречу во Владимире «у Дмитриевского собора».

Это очень удобное место для таких встреч. Право, можно часами стоять и смотреть на лучший памятник зодчества эпохи Всеволода, на эти когда-то белые стены, покрытые теперь серой пылью веков.

С первого взгляда Дмитриевский собор кажется очень похожим на церковь Покрова на Нерли. Он хотя и больше, но таких же очертаний и также с одной главой.

И однако, он совсем другой, и не только потому, что на тридцать лет моложе. Никому не придет в голову называть его церковью, а только в мужском роде — собором, храмом, памятником старины.

Златокудрой царевной — Покровом на Нерли хорошо любоваться издали, чтобы глаз охватывал всю ее, от цоколя и до креста. Цветущий луг, озерко-старица и она сама — это как бы единое целое. Она просто немыслима без окружающей природы.

Между Дмитриевским собором и Успенским стоит огромное каменное здание конца XVIII века — бывшие Губернские присутственные места. Эти мрачные, похожие на сундук, так называемые «палаты» втиснулись между подлинной стариной и точно сдавили Дмитриевский собор. Нужно подойти к самому его подножию.

И тут стоит остановиться надолго, чтобы внимательно рассмотреть все камни, слагающие его стены. Каждый камень, начиная от аркатурного пояса и выше, камень особенный, непохожий на другие, и каждый в отдельности — подлинное произведение искусства.

Словно повешены на стены четыре белокаменных тяжелотканых ковра, или, лучше сказать, четыре страницы огромной белокаменной книги, написанной на неведомом языке. Каких только удивительных зверей, птиц, людей и вовсе непонятных существ не создавали скарпель и воображение мастеров: все разные заморские чудища — львы, барсы, сказочные треххвостые псы, грифоны — птицы о четырех лапах. Белок, лисиц, волков, медведей нет на этих камнях.

Аз пущу на вас звери двоеглавые, А главы у них львовые, Крыла орловые, Власы женские... — так поется в старинном духовном стихе

Часть страницы белокаменной книги.

Исследователи этого единственного в своем роде памятника искусства подсчитали, сколько и каких изображений поместили мастера на трех его стенах, без аркатурного пояса и без трех алтарных апсид, составляющих четвертую стену. В книге Н. Н. Воронина приводится такая таблица:

Выходит, что изображений христианских помещено всего лишь на 8 процентов резных камней.

Всеволод поручил строить монашески строгий и величественный Успенский собор властям церковным. Его воздвигали для народа, который нужно было держать покорным князю и священнослужителям.

А Дмитриевский собор Всеволод повелел строить для себя, для своей семьи, для своих приближенных.

Когда построили мастера Успенский и Рождественский соборы, поставили белокаменный детинец с воротами и надвратной церковью, настал день, и позвал их всех Всеволод.

— Хочу на своем дворе видеть храм, — сказал он им, — свой храм, во имя своего святого — воина мученика Дмитрия Солунского [Христианское имя Всеволода было Дмитрий. Соглано церковной легенде воин Дмитрий из греческого города Солуни принял христианство и погиб мученической смертью.]. И пусть будет он таким, какого еще на Руси не видывали.