Бернард Корнуэлл - Гибель королей
В Уэссексе было две власти, король и церковь, и церкви, как и дома, тоже увеличивались в размерах по мере приближения к городу. Неудивительно, что скандинавы жаждали владеть этой землей. Кто бы отказался? Тучные стада, полные амбары, красивые девушки.
– Тебе пора жениться, – сказал я Осферту, когда мы проезжали мимо открытых дверей амбара: там, на току, две светловолосые девушки веяли зерно.
– Я об этом уже думал, – мрачно ответил он.
– Только думал?
На его губах появилась слабая улыбка.
– Ты веришь в судьбу, лорд, – сказал он.
– А ты нет? – спросил я. Мы с Осфертом ехали чуть впереди остальных. – И какое отношение имеет судьба к девушке в твоей постели?
– Non ingredietur mamzer hoc est de scorto natus in ecclesiam Domini, – сказал он и устремил на меня серьезный взгляд, – usque ad decimam generationem.
– И отец Боекка, и отец Уиллиболд пытались научить меня латыни, – усмехнулся я, – и оба потерпели неудачу.
– Это из Священного Писания, лорд, – сказал он, – из книги Второзакония, и означает, что сын блудницы не может войти в общество Господне, и десятое поколение его не может войти в общество Господне.
Я с недоверием уставился на него.
– Тебя же готовили в священники, когда мы встретились!
– И я бросил учебу, – сказал он. – Пришлось. Как я могу быть священником, если Господь изгоняет меня из своей паствы.
– Ладно, ты не можешь быть священником, – сказал я, – зато ты можешь жениться!
– Usque ad decimam generationem, – произнес он. – Мои дети будут прокляты, и их дети тоже, и так целых десять поколений.
– Значит, судьба каждого бастарда предрешена?
– Так говорит Господь, лорд.
– Тогда это жестокий бог, – сердито заключил я и, повернувшись к нему, увидел, что он горюет искренне. – Не твоя вина, что Альфред обрюхатил служанку.
– Верно, лорд.
– Тогда как его грех может влиять на тебя?
– Господь не всегда справедлив, он просто действует по своим правилам.
– Ничего себе, просто! Значит, если я не могу поймать вора, я вместо этого должен отхлестать кнутом его детей – вот так, просто!
– Господь ненавидит грех, лорд, а нет лучшего способа отвратить от греха, чем пригрозить суровым наказанием. – Он направил лошадь к левой стороне дороги, чтобы пропустить вереницу вьючных лошадей. Они шли на север и везли овчину. – Если бы Господь строго не наказывал нас, – продолжал Осферт, – тогда что могло бы помешать греху распространяться?
– А мне нравится грешить, – сказал я и обратился к всаднику, чьи слуги вели вьючных лошадей. – Альфред жив? – спросил я.
– Едва-едва, – ответил мужчина. Он перекрестился и благодарно кивнул, когда я пожелал ему спокойного путешествия.
Осферт продолжал хмуриться.
– Зачем ты привел меня сюда, лорд? – поинтересовался он.
– А почему бы нет?
– Ты мог бы взять с собой Финана, а взял меня.
– Ты не хочешь повидаться с отцом?
Некоторое время он молчал, затем повернулся ко мне, и я увидел слезы в его глазах.
– Хочу, лорд.
– Вот поэтому я и взял тебя, – сказал я.
За поворотом дороги нашим взорам открылся лежащий внизу Уинтансестер с новой церковью, которая возвышалась над морем крыш.
Уинтансестер был, естественно, главным из всех бургов Альфреда, то есть городов, укрепленных против нападения датчан. Он был окружен глубоким рвом с палисадом на высоком берегу. Мало кто решился бы напасть на эту крепость: подобная затея закончилась бы полной катастрофой. Ее защитники, как и люди Хестена, имели бы все преимущества и могли бы обстреливать врага и забрасывать его камнями, а нападающим пришлось бы пробираться через препятствия и забираться по приставным лестницам под угрозой быть сброшенным вниз ударом топора. Именно бурги Альфреда сделали Уэссекс безопасным. Да, датчане совершали набеги на окрестности бургов, но все более-менее ценное находилось в пределах стен, поэтому врагам оставалось лишь выкрикивать тщетные угрозы. Захватить такую крепость можно было только через осаду, чтобы взять гарнизон измором, но на это ушли бы недели или даже месяцы, и все это время осаждающие оставались бы открытыми для нападения войск из других крепостей. Так что единственный способ состоял в том, чтобы бросать людей на стены и смотреть, как они гибнут во рву, а датчане всегда бережно относились к своим людям. Бурги – это цитадели, недостижимые для датчан, подумал я, а Беббанбург тверже, чем любой бург.
Северные ворота Уинтансестера были каменными и охранялись караулом из десяти человек, которые стояли шеренгой в открытой арке. Командовал им маленький седой дядька со свирепым взглядом. Увидев меня, он взмахом руки дал команду своему отряду разойтись.
– Я Гримрик, лорд, – сказал он, очевидно ожидая, что я узнаю его.
– Ты был при Бемфлеоте, – вспомнил я.
– Точно, лорд! – обрадованно воскликнул он.
– Ты был отличным рубакой, – сказал я в надежде, что это так.
– Мы показали этим гадам, как умеют сражаться саксы, правда? – довольно усмехнулся он. – Я не раз рассказывал этим молокососам, что ты можешь по-настоящему дать отпор врагу! – Он через плечо указал на своих людей, большинство которых были молодыми парнями, призванными с ферм или из лавок отслужить несколько недель в гарнизоне бурга. – А у них еще молоко на губах не обсохло, – добавил Гримрик.
Я дал ему монету. Я не мог себе этого позволить, но был вынужден вести себя как лорд.
– Купи им эля, – сказал я Гримрику.
– Обязательно, лорд, – кивнул он. – Я знал, что ты приедешь сюда! Мне, естественно, придется сообщить, что ты здесь, но я знал, что все будет хорошо.
– Все будет хорошо? – переспросил я, озадаченный его словами.
– Я знал, лорд! – Он широко улыбнулся и отступил в сторону, пропуская нас в город.
Я направился в «Два журавля», где хозяин знал меня. Он тут же велел своим слугам забрать у нас лошадей, вынес нам эля и отвел нас в просторную комнату с чистыми циновками на полу в задней части таверны.
Хозяин носил такую длиннющую бороду, что ему приходилось заправлять ее за широкий кожаный ремень. Его звали Синрик, и он лишился левой руки, сражаясь за Альфреда. Таверной он владел уже более двадцати лет и был в курсе практически всех событий, происходивших в Уинтансестере.
– Церковники правят, – сказал он.
– Не Альфред?
– Бедняга немощен, как пьяный пес. Чудо, что он все еще жив.
– А Эдуард под ногтем у клириков? – спросил я.
– Клириков, – подтвердил Синрик, – матери и витана. Но он не настолько набожен, как они думают. Ты слышал о леди Эггвинне?
– О дочке епископа?
– О ней, милашка, таких еще поискать. Юной была совсем, но очень красивой.
– Она умерла?
– Умерла в родах.
Я удивленно уставился на него. События последнего времени приобрели совершенно иной смысл.
