Экс на миллион - Greko
— Да? — удивился я. — Ладно, проехали. Что такое «машин», я догадался. Что за пэшн?
— Страсть! — с придыханием ответила Анна почти без акцента. — Animal есть животное. Зверь.
О, да! Я есть зверская машина любви! Знала бы ты, крошка, как давно у меня не было женщины. Почитай, больше полувека!
— Животное, говоришь? Сейчас я тебя съем! — зарычал я, впиваясь губами в ее шею.
… Правильно говорят знающие люди: постель — это лучшая классная комната для изучения иностранного языка. Конечно, когда в ней пребывает его носительница или носитель. Мой прогресс в английском возрос многократно, как только мы стали с Анной любовниками. Она даже оставалась у меня на ночь. Не каждый день, конечно. Шифровалась на старой квартире. Но три дня в неделю в ноябрьско-декабрьские ледяные ночи в моей койке было очень горячо. Жарко так, что и пуховых одеял не нужно! Спасибо мужским предохранителям из аптеки Чекушкина!
— Анька! Наплюй на всех и перебирайся ко мне, — уговаривал я. — В городе с каждым днем все опаснее. Я волнуюсь за тебя. И Марья Ильинична, мировая бабушка, не будет возражать.
— Basil, say this in English.
— По-английски? Эээ… Come live with me.
— Good. Or «move in with me». Так тоже можно.
— И какой твой положительный ответ?
— Я подумать.
Я закряхтел и сделал вид, что обиделся. Анна задремала. Мне не спалось. Вылез из кровати и подошел к окну.
На улице мела поземка. В предрассветном еле брезжущем свете зарождающегося дня белели большие кучи снега, которые мы вчера вместе с ребятами сбросили с крыши. Кованные оградки, установленные на самом краю ската, — это, конечно, красиво. Но эти снегозадержатели доставляли хлопот и время от времени вынуждали помахать широкими деревянными лопатами.
Я оглянулся на Анну. Ее белое плечо, выглядывающее из-под одеяла, как круглый снежок, случайно залетевший в комнату. Вздохнул. Хотелось вернуться и нежно ткнуться губами в эту женскую теплую белизну.
«Неужто я влюбился?»
Страшный грохот вдали резко смыл все слюнявые мысли. Далекий взрыв был так силен, что задрожали стекла в заклеенной на зиму раме.
— Basil, what happened? — подскочила в кровати Анна.
Что случилось? Восстание в Москве случилось, вот что.
Об этом мы узнали ближе к полудню. Эсеры взорвали здание охранного отделения. Были жертвы. В городе начали строить баррикады. Улицы почернели от рабочих курток. Среди них мелькали господа в бобрах и синие студенческие шинели. Полиция и солдаты расстреляли из орудий училище Фидлера, где засела рабочая дружина. Народу положили жуть.
— Ты, Анька, так ночью кричала, что сподвигла москвичей на бунт, — насмехался я над своей «заложницей», которую насильно удержал в своей квартире.
Но очень быстро мне стало не до шуток. Через несколько дней город накрыли звон колоколов, револьверная трескотня, ружейная стрельба пачками вперемежку с пушечным громом. От этой симфонии попрятались профессиональные громилы и хулиганы, а «серая масса», как обзывали социалисты сочувствующих, неожиданно разозлилась и радикализировалась. Баррикады возникли повсеместно. Даже на Пречистенке. Сходил на нее посмотреть. Ажурная конструкция, на которую дунь — рассыплется. Ее охрана — от всех сословий каждой твари по паре с револьверами и редкими охотничьими ружьями.
Москва полнилась слухами. Шептались, что полицейские забились в участки и там пьянствуют, ожидая страшного конца, ибо неточеными тупыми «селедками» от дружинников не отбиться, а другого оружия у них нет. Что московские власти держатся за центр и Николаевский вокзал. Что ожидается прибытие войск, а московский гарнизон отсиживается в казармах. Что баррикадами покрылась вся Москва.
Ночная чернота окутала город, лишенный уличного освещения. Фонари большей частью побили, а те, что уцелели, фонарщики не зажигали — дружинники запретили. Зажгли свечи. Я собрал совещание жильцов, включая нашу хозяйку. И Анютку притащил, встретив от собравшихся женщин не осуждающие, а понимающие взгляды.
— Очень всех попрошу: на время боевых действий переместиться в задние комнаты. Избегать выходов из дома. Вам, ребята, поручаю заколотить досками внешние окна. Если, конечно, Марья Ильинична согласна. Сделать ревизию продуктов. Пока работают лавки, закупить все по максимуму впрок. Сколько продлится эта свистопляска, я не знаю, но лучше готовиться к худшему.
Женщины вздрагивали от каждого орудийного залпа и ошарашено помалкивали. Анна нервно щелкала пальцами и куталась в теплую кофту. Лишь Марья Ильинична раздухарилась:
— Нужно быть вместе с восставшим народом. Стыдно вам, крепким мужчинам, сидеть за бабьими юбками. Ступайте помогать строить баррикады. Или беритесь за оружие.
Ося и Изя явно загорелись и уставились на меня в ожидании решения.
— Марья Ильинична, голубушка! — опешил я от ее предложения. — Вам-то это зачем?
— Не знаю, Васенька. Но чувствую, что так будет правильно.
— Правильно — что⁈ Умереть без всякого смысла⁈ Что вам лично принесла хваленая свобода? Сбежавшего дворника? К чему все это восстание? Кто что хочет кому доказать? Прибудут войска и всех разгонят с кровавыми жертвами.
— Войска не будут стрелять в народ! — не очень уверенно оппонировала старушка.
— А залпы? Слышите залпы? Кто, по-вашему, лупит из пушек?
Бывшая классная дама сердито поджала губы. Впервые на моей памяти между нами пробежала черная кошка.
— Делайте, как считаете нужным.
Набрав досок, я с парнями вышел на улицу. Принялись заколачивать окна.
— Заняли чужое место и рады? — раздался пьяный голос.
Оглянулся.
Радик собственной персоной. Стоял, покачиваясь и зло щуря узкие красные глаза, задрав дворницкую фуражку на затылок.
— И на вас управа найдется. И ножички найдутся, — вызывающе глядя на меня, выдал татарин, по-видимому, намекая на мой Боуи, который он видел у меня в руках неоднократно.
Я соскочил с приставной лестницы и выдал ему леща. Бывший дворник на ногах не удержался. Плюхнулся в сугроб. Мои пацаны подскочили и пару раз пнули в бока.
— Вали, пока цел!
— У, шпана! — огрызался Радик и, неловко перебирая ногами, ретировался из переулка.
«Эта сволочь вернется», — почему-то я был в этом уверен.
Предчувствия меня не обманули.
… Через несколько дней в Москву прибыл Семеновский полк, драгуны, уланы, артиллерия. К войскам присоединились протрезвевшие вооружившиеся полицейские. Пошла жара! «Бум-бум-бум», — не стихал ни днем, ни ночью орудийный грохот. «Та-та-та-та», — заливались пулемёты. «Цок-цок-цок», — стучали копыта атакующей кавалерии по обледеневшей мостовой. Одними из первых сводные царские отряды разогнали защитников баррикады рядом с нашим домом. И отправились
