Александр Авраменко - Красно Солнышко

Блестя на солнышке свежепросмоленными бортами, ромейские каторги закачались на воде, и Брячислав удовлетворённо посмотрел на них. Узкие корабли. По морю на таких ходить – жизнью рисковать каждый миг. Хорошо, один из бывших пленников подсказал: связать оба корабля длинными брусьями. Словно два корпуса сделать. Кроме того, на тех брусьях можно палубу настелить да поставить там мачты большие, помещение для команды и пассажиров устроить. Видел тот человек такие корабли о двух корпусах в проклятом богами Константинополе-Царьграде. А в сами каторги грузы сложить да застелить досками наглухо. Палубу сделать. Пусть на скорую руку, зато вода внутрь попадать не будет. Потому и доски пилили, старались. И конопатили по новой, и смолили на совесть. Те, кого Гостомысл из рабства освободил, вроде добрые люди. Слушаются, как и дружинники. И работники умелые. Так что повезло с ними. Хорошее приобретение для нового поселения. Дальше посмотрим, что будет. Свои же лодьи тоже успели проверить. Каждый шовчик, каждый паз едва ли не на коленях выползали. Мачты, основные и запасную, также. Каждый парус на зуб попробовали. Так что ещё два дня – и в путь…

– Князь! – спешит дозорный.

Что ещё опять такое?

– Чужинцы плывут.

Совсем забыл про них.

– Много их?

– Нет, княже. Может, десятков семь, может – шесть.

– Смотрите в оба. Девок они обещали привезти.

– Д-девок?! – Воин даже заикаться стал от неожиданности.

Потом по лицу улыбка до ушей поплыла. Заспешил обратно. Идёт и спотыкается. Совсем мыслями далеко-далеко уже.

Подошла чудь к берегу, а слова, князем сказанные, уже по всей дружине быстрее молнии пронеслись – люди на берег бегут, смотрят жадно, как одетые в парки старики да юнцы из лодок драгоценный груз вытаскивают. Девицы все, как одна, верёвками обмотаны, глазищи заплаканы. Носы красные, распухшие. Ясное дело, что не своей волей шли. И главный переговорщик тут как тут. Улыбка больше ушей. Успел-таки! Коли породнятся славяне с чудью, то станут те дополнительным препятствием перед всеми слишком любопытными. Станут этаким щитом перед злыми глазами. Придётся потерпеть пока старика.

И тут осенило – девицы-то думают, что их на смерть привезли! Мы для местных – зло лютое. Пусть и договорились пока о мире, но всё равно зло! Как там Анкана говорила – чучунаа? Великаны-людоеды? Ну-ка, ну-ка… Наклонился к отроку, как обычно маячившему за спиной, шепнул пару слов на ухо. Тот кивнул, умчался. А оленеводы тем временем девиц строят. Шагнул Брячислав к шеренге, прошёлся вдоль, оценивая товар привезённый, как заправский купец. Старикашка позади семенит почтительно, что-то расхваливает на своём гортанном наречии. Идёт князь, на лица смотрит и понять не может – а где подвох-то?! Девицы все, как на подбор, красавицы! На жёнку Славову схожи ликом, разве что та словно светится от счастья, а эти на заклание готовы. Совсем оленеводы с ума сошли? Ведь каждый купец старается поначалу сбыть что поплоше. И чувствуется, что опасается дед отказа от сделки. Ну, это он зря. Девицы-то красы невиданной, нежданной, если честно.

Дружинники позади сопят, всматриваются в привезённых. Уже выбирают. Мечтают… Шесть десятков привезли. Значит, шесть стальных ножей. Ладно… Обернулся к старику, смерил суровым взглядом, тот даже отшатнулся от испуга.

– Беру всех. – Хлопнул легонько по плечу. – Добрыня, принеси шесть ножей засапожных из кузни.

Умчался меньший отрок. Тишина воцарилась. Девки стоят, молча слёзы глотают. С белым светом прощаются. Готовятся в котёл суповой идти. Продавцы – те слюни жуют. А ну как сорвётся что в последний момент? На нервах все. Славяне думают, какая из девиц краше, какой нрав у них, послушны ли, что умеют?

Бежит отрок обратно. Несёт приказанное. Примчался, положил перед князем наказанное доставить количество клинков. Шагнул в сторону. У чудинца даже руки затряслись. Каждый нож из ножен вынимал, едва ли не на зуб пробовал. Порезался, заулыбался. Доволен! Поклонился князю, сгрёб несметное богатство в охапку и в свой каяк бегом! Остальные за ним. Как ошпаренные. Кроме девок, естественно. А те в голос заголосили, на колени попадали, ревмя ревут. И вдруг их плач как отрезало – замерли, глазёнки расширились от изумления… Тут Брячислав понял: Слав со своей половиной пожаловали. Не зря их от сборов оторвал. Анкана словно плывёт в поневе новенькой, по груди подпоясанной, чтобы живот с дитём выпирал из-под ткани. Супруга своего за руку держит, прижимаясь любовно. На поясе, как замужней жёнке славянской положено, ножик хозяйский и связка ключей. В ушах – серьги тонкой работы. Пусть из простого железа, но видно, что руки у мужа золотые. В кузнечном ремесле далеко пойдёт! И сама, словно солнышко, светится от счастья. И Слав рядом с ней такой же. Оно и верно, коли любят люди друг друга, та и радость от этого всем.

Подошла пара поближе, жёнка глянула сурово на девиц, а те в кучку начали сбиваться. Ну, тут она и заговорила… Поначалу, видно, бранила. Потом смеяться стала, а дальше на нормальную речь перешла: то на мужа рукой покажет, то на свой живот. То на одёжу из материала, чудью не виданного, ножик свой показала, ключи на поясе. Брячислав так понял, что рассказывает о своей новой жизни. Впрочем, Анкана речь быстро окончила, ножкой в сапожке шитом топнула, погнала девок в городок. Те не прекословили, сразу побежали. Той самой походкой. А Слав подошёл к князю, чуть поклонился:

– Дозволь, княже?

– Говори.

– Мне жена сказала, что старший шаман нас обманул. Самых уродливых прислал. А я ни одной страшной не видел. Все красавицы.

Князь от удивления чуть рот не открыл, потом сообразил:

– Так и она себя дурнушкой считает?

– Ну да. В роду чуть ли не самой страшилкой была. Потому и в девицах засиделась.

Рассмеялся Брячислав облегчённо, пояснил:

– А ты как думаешь, красива твоя ладушка?

Слав руку на сердце положил, ответил честно:

– Краше её для меня на свете нет…

– И мне она нравится. Ты не подумай чего. Красавица у тебя жена, добрая, ласковая, верная, работящая. И эти все красивые. Просто по-разному мы смотрим. Неужели не понял?

Юноша хотел было что-то сказать, потом дошло, хлопнул себя по лбу с размаху:

– А ведь верно! Для нас эти девки – раскрасавицы. А у них они – уродливы. И наоборот!

– Верно говоришь. – Улыбнулся, положил руку на плечо парню: – Идём в городок. Надо чудинок перед дальней дорогой в баню загнать да переодеть. Пусть Анкана этим займётся. Спать их положим во втором доме, благо тот наполовину пуст. Нечего пока блуд разводить. Завтра в путь, вот по дороге пусть народ и присматривается друг к другу. Глядишь, как до места доберёмся, так и свадебки начнём играть.