Генри Хаггард - Клеопатра
– Ты удовлетворен, о благороднейший начальник стражи? – сказал я. – Как видишь, мы прошли через ворота. Кто-нибудь еще из славных господ желает убедиться в моих способностях?
– Клянусь Таранисом, богом грома и всеми богами Олимпа в придачу, нет! – прорычал старый центурион, галл по имени Бренн. – Не нравишься ты мне, астролог. С человеком, который силой взгляда смог протащить нашего Павла через ворота, лучше не шутить. Это Павла-то, который упрям, как осел, и всегда поступает по-своему! До сих пор его только вино и женщины могли подчинить себе, а тут его скрутил ты.
В этот миг разговор был прерван появлением самой Хармионы, которая вышла на мощенную мраморными плитами дорогу в сопровождении раба. Со спокойным и безразличным видом, сложив на груди руки, медленно, словно прогуливаясь, она подошла к нам. Глаза ее, казалось, смотрели в никуда, но именно когда Хармиона ни на что не смотрела, напуская на себя рассеянность, она видела больше всего, каждую мелочь. Когда она приблизилась, стражники и их начальники расступились с поклоном, ибо, как я узнал позже, никто во всем дворце не обладал такой властью, как эта приближенная к Клеопатре девушка, доверенное лицо царицы.
– Что здесь за шум, Бренн? – обратилась она к центуриону, на меня даже не глянув. – Ты разве не знаешь, что царица в это время спит, и если она проснется, ты будешь за это отвечать и спросят с тебя строго?
– Да, прости, госпожа, – кротко промолвил центурион. – Но к нам тут, – он ткнул в мою сторону большим пальцем руки, – один никчемный… прошу прощения, наглый, я хотел сказать, искусный колдун явился. Он только что уставился в глаза нашему славному Павлу и взглядом протащил его, достойного Павла, за собой сквозь ворота, хотя наш начальник поклялся, что умрет, но колдун через эти ворота не пройдет. И кстати, госпожа, раз уж вы здесь, этот колдун говорит, что у него к вам дело, что, признаться, меня тревожит.
Хармиона повернулась и посмотрела на меня безо всякого интереса.
– Да, припоминаю, – равнодушно промолвила она, – он должен был прийти… Царица хотела увидеть его искусство. Но если все, что он умеет, это водить пьяниц, – тут она презрительно покосилась на Павла, который все еще ошеломленно смотрел на меня, – через ворота, которые им поручено охранять, надолго он здесь не задержится. Однако следуйте за мной, господин колдун. А ты, Бренн, прикажи своим людям не шуметь. Ты же, почтенный Павел, скорее протрезвей и запомни: если кто-то подойдет к воротам и будет меня спрашивать, проводи его тотчас ко мне. – И, царственно кивнув головой, она развернулась и пошла ко дворцу. Я и ее вооруженный раб последовали за ней на почтительном расстоянии.
Мы прошли по мраморной дорожке, которая тянулась через сад и вдоль которой стояли мраморные статуи, в основном изображающие языческих богов и богинь, которыми Лагиды не постыдились осквернить свое царское жилище. Наконец мы дошли до великолепного портика с колоннами, украшенными по греческому образцу продольными желобами, где встретили других стражей, которые почтительно расступились перед госпожой Хармионой. Миновав портик, мы оказались в небольшом мраморном зале с мягко журчащим фонтаном, а оттуда через невысокую дверь вошли в покой, называемый Алебастровым Залом и поразивший меня сказочной красотой. Потолок его поддерживали легкие колонны из черного мрамора, но все стены были полностью покрыты белыми сияющими алебастровыми панелями, на которых были вырезаны сцены из греческих легенд. На разноцветном мозаичном полу были выложены сцены, изображающие страсть Психеи к греческому богу любви, стояли кресла из слоновой кости и золота. Хармиона приказала вооруженному рабу остаться у дверей, поэтому сюда мы вошли с ней вдвоем. В помещении не было никого, кроме двух евнухов с обнаженными мечами в руках, которые стояли в дальнем конце зала перед опущенным пологом.
– Мне очень досадно, мой господин, – застенчиво и очень тихо прошептала девушка, – что тебя так встретили у ворот, подвергнув унижению. Дело в том, что стражники простояли двойную смену, и я приказала начальнику охраны сменить их. Эти римские солдаты все слишком высокомерны, они хоть и делают вид, что служат нам, на самом деле понимают, что Египет – игрушка в их руках. Но это не страшно, даже кстати, что у тебя произошло такое столкновение, потому что эти солдафоны ужасно суеверны и теперь будут тебя бояться. Теперь подожди здесь, пока я схожу в опочивальню Клеопатры. Я недавно убаюкала ее пением, и, если она уже не спит, я позову тебя, потому что она с нетерпением ждет встречи с тобой.
И не говоря больше ни слова, она скользнула в сторону.
Вернулась она быстро.
– Хочешь увидеть спящей самую прекрасную женщину в мире? – прошептала она. – Тогда следуй за мной. Не бойся, когда Клеопатра проснется, она только обрадуется, потому что царица приказала мне привести тебя сразу, когда ты придешь, даже если она будет спать. Видишь? У меня ее перстень.
И мы прошли по великолепному залу к пологу, рядом с которым стояли евнухи с мечами. Стражники преградили мне дорогу, но Хармиона нахмурилась, вынула спрятанный на груди перстень и протянула им. Внимательно изучив надпись на перстне, они поклонились, опустили мечи, и мы через раздвинутый ими тяжелый, расшитый золотом занавес прошли в опочивальню Клеопатры. Красота этого помещения превосходила всякое воображение: здесь был мрамор всех возможных оттенков, золото, слоновая кость, драгоценные камни, цветы – лучшее, на что способно истинное искусство; все, что только может дать роскошь, было собрано здесь. Здесь были картины, выполненные столь правдоподобно, что залети сюда птицы, они стали бы клевать нарисованные художником плоды; здесь были каменные статуи, которые можно было принять за замерших красавиц, здесь были драпировки, мягкие, как тончайший шелк, но оплетенные золотой паутиной, здесь были ложа и ковры, каких я никогда нигде не видел. Сам воздух здесь нежно благоухал сладостными ароматами, а через открытое окно доносился далекий шепот моря. И в дальней стороне покоя, на ложе из блестящего шелка, за пологом из прозрачного газа, лежала спящая Клеопатра. Клеопатра – прекраснейшее создание, на которое когда-либо взирали глаза мужчины, прекраснее любой мечты, окутанная волнами черных как смоль разметавшихся волос. Одна точеная белая рука ее была подложена под голову, вторая же свешивалась с ложа к полу. Приоткрытые в легкой улыбке алые уста ее обнажали ровные зубы цвета слоновой кости, ее удерживаемое поясом из драгоценных камней одеяние, в котором она спала, было из такого тонкого косского шелка, что сквозь него светилось светло-розовое тело. Я ошеломленно замер рядом с ложем царицы, и хоть мысли мои были направлены совершенно в иное русло и далеки от женщин, ее красота поразила меня, как удар, настолько, что я преисполнился благоговейным трепетом перед таким великолепием, на миг забыл обо всем, подчинившись ее могуществу, и сердце у меня болезненно сжалось оттого, что мне придется погубить столь прекрасное создание.
