Генри Хаггард - Клеопатра
– И это ты называешь колдовством? – презрительно воскликнула Клеопатра, хлопнув в ладоши. – Да это старый, как мир, фокус, который может показать любой фокусник на базаре. Я такое видела уже много раз.
– Подожди, не торопись, о царица, ты видела еще не все, – возразил я, и как только я произнес эти слова, змея распалась на части, и из каждой части появилась новая длинная змея. Новые змеи тоже распались на части и породили новых змей, и так продолжалось до тех пор, пока вскоре весь пол не покрылся толстым слоем змей, которые шипели, ползали и свивались в клубки. Потом по моему знаку змеи собрались вокруг меня и начали медленно заползать мне на ноги, потом выше и выше, пока я весь не покрылся многослойным панцирем шипящих змей так, что осталось открытым только лицо.
– Какая гадость, это ужасно! – воскликнула Хармиона и уткнулась лицом в колени царицы.
– Довольно, колдун, довольно! – промолвила царица. – Твоя магия поразила нас.
Я взмахнул обвитыми змеями руками, и в тот же миг все они исчезли. Под ногами у меня одиноко лежал черный жезл с наконечником из слоновой кости.
Женщины переглянулись и удивленно покачали головами. Я поднял жезл и, скрестив на груди руки, встал перед ними.
– Царица довольна моим жалким искусством? – скромно спросил я.
– О да, египтянин! Никогда раньше я подобного не видела! С этого дня ты становишься придворным астрономом с правом бывать в покоях царицы. У тебя в запасе есть еще подобные фокусы?
– Конечно, о царица Египта. Велите немного затемнить покои, и я покажу вам еще одно диво.
– Я даже немного боюсь, – сказала Клеопатра, – и все же, Хармиона, выполни то, что просит Гармахис.
Занавеси были опущены, и в покоях стало темно, как будто наступили сумерки. Я подошел к Клеопатре и встал рядом с ней.
– Посмотри сюда, – строго приказал я, указывая жезлом на то место, где до этого стоял. – И ты увидишь то, что у тебя в мыслях.
Какое-то время обе женщины молча и со страхом всматривались в пустое место.
Потом перед ними появилось облачко. Очень медленно оно сгустилось и приобрело некое подобие мужской фигуры. В полутьме очертания фигуры трудно было рассмотреть, и она то делалась четче, то таяла.
А потом я громко крикнул:
– Дух, заклинаю тебя, явись!
И как только я это произнес, нечто воплотилось в человека, которого было очень ясно видно, и имел он облик державного Цезаря. Тога его была наброшена на лицо, а тунику заливала кровь из сотен ран. Он простоял какой-то миг, потом я взмахнул рукой, и он исчез.
Я повернулся к двум женщинам, сидящим на ложе, и увидел, что прекрасное лицо Клеопатры искажено ужасом. Алые губы ее посерели, глаза были широко раскрыты, и она вся дрожала.
– Кто ты, человек, если можешь вызывать мертвых в мир живых? – вскричала она.
– Я придворный астроном, колдун или слуга царицы – как будет угодно, – ответил я, рассмеявшись. – Значит, царица увидела того, кто был у нее в мыслях?
Не ответив, она встала и вышла из опочивальни через другую дверь.
Потом встала Хармиона и отняла от лица руки, которыми в страхе закрылась.
– Как ты это сделал, мой царственный Гармахис? – спросила она. – Скажи, потому что я боюсь тебя.
– Не бойся, – ответил я. – Возможно, ты видела лишь то, что было в моем воображении. Все вещи в нашем мире не более чем тень. Так как же ты можешь уразуметь их сущность или понять, что существует в действительности, а что только кажется? Скажи лучше, как все прошло? Не забывай, Хармиона, это дело должно быть доведено до конца.
– Прошло все очень хорошо, – ответила она. – Но к завтрашнему утру об этом будет знать уже весь дворец, и тебя начнут бояться так, как не боялись еще никого в Александрии. Прошу, следуй за мной.
Глава IV
О привычках Хармионы и о признании Гармахиса Богом любви
Назавтра я получил письменное уведомление о том, что назначен астрологом и главным магом царицы, с указанием суммы жалованья и привилегий, полагающихся мне в этой должности, и надо сказать, весьма значительных. Во дворце мне были выделены комнаты, из которых ночью я мог подниматься на высокую сторожевую башню и оттуда наблюдать за звездами, чтобы читать их пророчества и сообщать о них. Как раз тогда Клеопатра была чрезвычайно озабочена политическими делами, и, не зная, чем закончится жестокая борьба между рвущимися к власти могущественными римскими группировками, но очень желая сблизиться с сильнейшей, она постоянно советовалась со мной и спрашивала, о чем говорят звезды. Я же читал их так, как было выгодно мне, помня о своих высоких целях, руководствуясь интересами дела, которому себя посвятил. Антоний, римский триумвир, пребывал тогда в Малой Азии и, по слухам, был очень зол на Клеопатру, потому что ему донесли, что она якобы враждебно относится к триумвирату и что ее военачальник Серапион даже сражался на стороне Кассия. Но Клеопатра не уставала повторять мне и другим, что Серапион действовал против ее воли. Однако Хармиона поведала мне о том, что, как и в случае с Аллиеном, виноват во всем был злосчастный Диоскорид, ибо, руководствуясь именно его предсказанием, Клеопатра тайно послала Серапиона с войском на помощь Кассию. Впрочем, это не спасло Серапиона, поскольку, чтобы доказать свою невиновность, она приказала найти своего полководца Серапиона, скрывавшегося в святилище, и казнить. Горе тем, кто исполняет волю тиранов, если чаши весов склоняются не в их сторону! Серапион был убит.
Тем временем у нас все складывалось как нельзя лучше, потому что головы Клеопатры и ее окружения были настолько заняты делами заграничными, что ни она, ни кто-либо даже не задумывался о том, что Египет может восстать. День ото дня в каждом египетском городе наших сторонников становилось все больше и больше, даже в Александрии, которая более походит на заграничный город, чем на египетский, настолько все здесь было чуждо и враждебно нам. Ежедневно все новые сомневающиеся переходили на нашу сторону и клялись верно служить нашему делу священной клятвой, которую нельзя нарушить. Мы чувствовали, что наши замыслы – на крепком основании. Каждый день я уходил из дворца и советовался с дядей Сепа, встречаясь в его доме с сановниками и верховными жрецами, преданными Кемету и жаждавшими его освобождения.
Я часто виделся с царицей Клеопатрой и с каждым разом все больше удивлялся широте и ясности ее редкого ума, который своим богатством и блеском напоминал ткань, сплетенную из золотых нитей, расшитую драгоценными камнями и переливающуюся на свету. Она немного побаивалась меня, поэтому старалась поддерживать со мной дружбу и спрашивала меня о таких вещах, которые никак не были связаны ни с астрологией, ни с предсказаниями. Часто я видел и госпожу Хармиону, даже более того, я постоянно видел ее где-нибудь недалеко от себя, хотя и не слышал, как она приходила или уходила. Ее легкие шаги были почти беззвучны, и я замечал ее, только когда она уже была совсем рядом и поглядывала на меня сквозь свои длинные опущенные ресницы. Для нее не было заданий слишком сложных: что бы я ей ни поручал, она все выполняла с охотой и быстро, день и ночь она трудилась для меня и во благо нашего дела.
