Советское – Лучшее! - Алекс Бертран Громов
Борис Пастернак
Дачи были государственными, но закреплялись за писателями пожизненно. Борис Пастернак сначала получил довольно просторный дом с участком, заросшим деревьями. Тень была такая густая, что даже для маленькой цветочной клумбы не нашлось места. Пастернак писал: «Дачи строились на широкую ногу, по пять-шесть комнат, и все они стояли в сосновом бору. Мне не нравился наш участок – он был сырой и темный из-за леса и в нем нельзя было посадить даже цветов. Мы были недовольны огромными размерами дома – шесть комнат с верандами и холлами, поэтому, когда умер в 1939 году писатель Малышкин, нам предложили переехать в чудную маленькую дачу с превосходным участком, солнечным и открытым». Именно эта «чудная дача» с округлой верандой, явно напоминающей о стилевых принципах советского архитектурного авангарда, и стала легендарным «домом Пастернака» в Переделкино.
Поэт любил много гулять, а кроме того, вел себя как обычный советский дачник более поздних лет – сажал каждую весну огород и ухаживал за грядками, построил теплицу, насадил яблоневый сад. Пастернак считал свою дачу чем-то вроде сбывшейся наяву мечты: «Такие, течением какой-нибудь реки растянутые по всему горизонту отлогости (в березовом лесу) с садами и деревянными домами с мезонинами в шведско-тирольском коттеджеподобном вкусе, замеченные на закате, в путешествии, откуда-нибудь из окна вагона, заставляли надолго высовываться до пояса, заглядываясь назад на это овеянное какой-то неземной и завидной прелестью поселенье. И вдруг жизнь так повернулась, что на ее склоне я сам погрузился в тот виденный из большой дали мягкий, многоговорящий колорит».
Когда осенью 1958 года разразился скандал вокруг присуждения Пастернаку Нобелевской премии и его исключили из Союза писателей, Борис Леонидович был расстроен не только самой кампанией травли, но и тем, не отберут ли у него теперь любимую дачу.
К счастью, не отобрали. Опальный поэт окончил свои дни именно там и был похоронен на местном кладбище. Для многих и многих Пастернак был и остается самым знаменитым обитателем Переделкино, настоящим genius loci всей переделкинской дачной местности.
Просторная и хорошо отделанная дача была пределом мечтаний советского человека во все годы. Но поначалу радовались любой возможности вырваться на лето из города. В 1927 году был создан дачный кооператив «Новь». Его изначальной задачей стала организация летнего отдыха сотрудников Наркомата Рабоче-крестьянской контрольной инспекции. Недалеко от Москвы в живописной – холмы, песчаные косогоры, сосновый лес – местности у деревни Раздоры было построено 103 небольших домика из фанеры. Каждый имел жилую площадь 15,3 кв. м, это пространство полагалось не менее чем на 4 человек. А еще в домике была 5-метровая кухня с плитой-печкой и веранда в 11,5 кв. м. Сотрудник наркомата, получивший право проводить лето в таком домике, был безмерно счастлив. На фанерную дачу под Раздорами заселялись не только с чадами и домочадцами, но и с дальними родственниками, и с дружественными соседями по коммуналкам.
Потом «Новь», подобно расположенным неподалеку «стародачным» Жуковке и Барвихе, стала очень престижным местом. На смену фанерным домишкам были возведены солидные загородные дома. Здесь жили конструкторы космических кораблей и ракет Сергей Королев и Михаил Янгель, военачальники, видные спортсмены.
Дачами для вождей часто становились дореволюционные усадьбы
У самого Сталина тоже была любимая дача – Зубалово. «В 1919 году Сталин занял пустующий краснокирпичный дом с готическими башенками, окруженный двухметровым кирпичным забором, – пишет Святослав Рыбас в книге “Сталин”. – Дача была двухэтажной, кабинет и спальня Сталина находились на втором этаже. На первом этаже были еще две спальни, столовая и большая веранда. Метрах в тридцати от дома стояла служебная постройка, где располагались кухня, гараж, помещение охраны. Оттуда в главное здание вела крытая галерея».
Одно из самых престижных дачных мест – Серебряный Бор
В доме Сталина жили многочисленные родственники по линии второй жены – старшие Аллилуевы, их дети и прочие родичи. Приходили в гости товарищи по партии. Светлана Аллилуева, дочь вождя, впоследствии рассказывала, что этот семейный домашний круг позволял ее отцу иметь постоянный источник «неподкупной нелицеприятной информации». Но прежде всего он отдыхал в этом кругу душой и просто радовался жизни.
«Наша же усадьба без конца преобразовывалась, – вспоминала Светлана. – Отец немедленно расчистил лес вокруг дома, половину его вырубил – образовались просеки; стало светлее, теплее и суше. Лес убирали, за ним следили, сгребали весной сухой лист. Перед домом была чудесная, прозрачная, вся сиявшая белизной молоденькая березовая роща, где мы, дети, собирали всегда грибы. Неподалеку устроили пасеку, и рядом с ней две полянки засевали каждое лето гречихой, для меда. Участки, оставленные вокруг соснового леса – стройного, сухого, – тоже тщательно чистились; там росла земляника, черника и воздух был какой-то особенно свежий, душистый. Я только позже, когда стала взрослой, поняла этот своеобразный интерес отца к природе, интерес практический, в основе своей – глубоко крестьянский. Он не мог просто созерцать природу, ему надо было хозяйствовать в ней, что-то вечно преобразовывать. Большие участки были засажены фруктовыми деревьями, посадили в изобилии клубнику, малину, смородину. В отдалении от дома отгородили сетками небольшую полянку с кустарником и развели там фазанов, цесарок, индюшек; в небольшом бассейне плавали утки. Все это возникло не сразу, а постепенно расцветало и разрасталось, и мы, дети, росли, по существу, в условиях маленькой помещичьей усадьбы, с ее деревенским бытом – косьбой сена, собиранием грибов и ягод, со свежим ежегодным „своим“ медом, „своими“ соленьями и маринадами, „своей” птицей.
Правда, все это хозяйство больше занимало отца, чем маму. Мама лишь позаботилась о том, чтобы возле дома цвели весной огромные кусты сирени, и насадила целую аллею жасмина возле балкона. А у меня был маленький свой садик, где моя няня учила меня ковыряться в земле, сажать семена настурций и ноготков».
В позднем СССР дачи стали весьма массовым явлением, хотя не всем доставались такие престижные уголки, как писательское Переделкино, Мозжинка (поселок ученых под Звенигородом), Николина Гора и тем более Серебряный Бор. Но советские люди умели облагородить и украсить даже знаменитые «шесть соток», находя место и для картошки, и для цветочных клумб.
Советская любовь к коврам
В первые годы советской власти
