Приказано молчать - Геннадий Андреевич Ананьев
– Это тебе на диво они, – ответил Невоструев. – А я, когда в чоновском отряде был, полазил по горам досыта.
Они въехали во двор заставы и спешились. И в это время наблюдатель с вышки крикнул:
– Посыльный скачет!
Это был джигит Кучукбаев.
– Банда в горах, начальник. Большая банда! Приказано скорей. Всех приказано взять. Я проводником буду.
Самохин оставил для охраны заставы Надю и Невоструева с Симачковым.
– Ты, Надюша, расскажи им, что делать нужно.
– Есть! – ответила Надя, вскинув руку к платку.
А когда застава опустела и смолк стук копыт, Надя посмотрела на красноармейцев. Лицо Симачкова стало еще серьезней, а Невоструев, казалось, вот-вот расплачется.
– И-и, ребята! Носы не вешать. Хватит еще и на вас басмачей. А сейчас, шинели долой, давайте сюда «максим», винтовки и вот – маузер. Учиться будем.
Симачков взял пулемет за колеса, поднял его, привалил к груди и понес во двор, где ждала их Надя. Невоструев попытался ему помочь, но Симачков отстранил его:
– Тикай. Винтовки тащи.
– Ну и силища! – восхищенно воскликнула Надя, когда Симачков вынес пулемет и спросил, куда его поставить. – Как игрушку несет.
– Батька у мене подковы гнув, – спокойно ответил Симачков.
Два дня не возвращалась застава, два дня Надя учила молодых красноармейцев рубить лозу, а ночью поровну с ними несла службу.
– Гарна жинка, – восхищенно сказал Симачков Невоструеву.
– Пограничница. Жена начальника.
Так и остались эти парни ее подопечными. Вернутся с очередной операции красноармейцы, Надя к мужу:
– Как мои ребята?
– Не ребята – львы! Симачков безмерно храбр. В атаку несется спокойно. Рубит – покрякивает только. А у Невоструева силенок маловато. Но, кажется, с твоей помощью изживает он этот недостаток. Говорит теперь серьезнее. Не пустомелит.
Менялся постепенно Невоструев под влиянием Нади и Симачкова. Становился серьезней, упорно занимался на брусьях и перекладине, работал со штангой и гирями и вскоре прослыл одним из сильнейших спортсменов части. Молва эта была без прикрас. Позже, когда граница окрепла и когда появилась возможность проводить спортивные соревнования, Невоструев занимал призовые места.
Но это было позже, а в те годы о соревнованиях не думали – не успевали бить басмачей и задерживать контрабандистов.
Служба разбросала друзей, но потом Симачков и Невоструев уже заслуженными командирами отделений попали на одну и ту же заставу – Жанабулак. Надя в это время жила в комендатуре, куда был переведен Самохин.
На берегу небольшого соленого озера, под развесистым карагачом стоял небольшой домик с плоской крышей. Возле домика – коновязь. К коновязи были привязаны четыре оседланных лошади. Они, отгоняя хвостами надоедливых мух и оводов, лениво жевали сено. В домике, на попонах, разостланных поверх сена, спали пограничники.
Первым проснулся командир отделения Симачков.
– Подъем! – негромко проговорил он, потянулся и зевнул. – Поужинаем сейчас, и Василенко сменит Макарина.
Пост у соленого озера выставляла застава Жанабулак. Расположен был он на «бойком» месте. С тыла к озеру выходили два ущелья, за озером – неширокая, километров пять долина и снова горы, перерезанные двумя ущельями, ведущими за границу; по этим маршрутам часто ходили контрабандисты и банды басмачей. Но если перекрыть ущелья, ведущие за границу (когда банда идет из тыла), то нарушители будут вынуждены идти вдоль долины, которая в окружении труднопроходимых гор тянется в длину на десятки километров, до Кара-Саса. Лишь там можно пройти за границу. Пока банда преодолеет этот путь, пограничники успеют устроить на ее маршруте засаду.
В задачу поста входило перекрывать ущелья, задерживать нарушителей или вынуждать их идти по долине. Обычно застава высылала на пост четыре-пять человек на несколько суток, потом их сменял новый наряд.
Сейчас на посту несли службу четыре пограничника во главе с командиром отделения Симачковым. Находились здесь они третьи сутки, и утром к ним должна была приехать смена – наряд Невоструева.
Спокойно прошли три ночи, наступила четвертая. Оставив одного пограничника на посту, Симачков с двумя другими выехал охранять подступы к ущельям.
Медленно ехали по дозорной тропе, часто останавливались, смотрели, слушали, не стукнет ли копыто о камень, не звякнут ли удила, не фыркнет ли конь. Нет, все спокойно. Медленно уходила ночь. Хотелось курить. Но вот постепенно начало сереть небо, поблекли звезды. Вот и совсем посветлело; Симачков достал кисет.
– Что-то гости не жалуют, скучновато.
Дозор вернулся на пост, а отдыхавший ночью пограничник, быстро позавтракав подогретыми консервами, поднялся на небольшую сопку, возвышавшуюся недалеко от поста, чтобы наблюдать за ущельями и долиной.
Только успели раздеться Симачков, Макарин и Василенко, только принялись за консервы, как в комнату забежал запыхавшийся наблюдатель.
– Товарищ командир отделения, банда! Шесть человек из тыла. Быстро двигаются!
– Скачи на заставу, аллюр три креста, – понимающе кивнул Симачков взволнованному красноармейцу. – Остальные: «По коням!»
Командир отделения, как всегда, не повел людей на след. Он то крупной рысью, то галопом скакал по низинам наперерез банде. Сейчас главным для пограничников было опередить нарушителей, раньше их заехать в ущелье. Они торопили коней. Вот уже первое ущелье. Ни следов, ни всадников.
– По второму пойдут, надо успеть к мазерам раньше, – заключил Симачков и повел людей по крутой тропе.
Тропа шла по лесу, через невысокую гору, и выходила к полуразвалившимся глинобитным надгробным памятникам, мазарам – пограничники всегда под прикрытием деревьев выдвигались, опережая басмачей, к развалинам и устраивали засаду.
Мазары высились в центре небольшой ровной поляны, поросшей невысокой травой; басмачи, выезжая на поляну, попадали под пули красноармейцев. Обойти развалины басмачи тоже не могли – пришлось бы карабкаться почти по отвесным склонам, которые простреливались от развалин из винтовок и пулеметов. Ни одной банде здесь еще не удавалось пройти, если путь им успевали перерезать пограничники.
Симачков спешил, чтобы успеть к мазарам раньше банды.
На поляну выскочили одновременно и пограничники, и бандиты. Пограничникам было ближе до развалин, и они пустили коней галопом, надеясь опередить басмачей. Врезались и басмаческие камчи в крупы лошадей, и их кони рванулись, но тут же один из басмачей крикнул: «Не успеем!» – осадил коня, спрыгнул с него и вскинул винтовку.
Прозвучал выстрел, потом второй, третий, и вот уже все шестеро стреляют по скачущим к развалинам пограничникам.
А те, склонившись на потные шеи коней, неслись к укрытию. Оставалось двести, сто метров… И тут скакавший впереди Симачков вздрогнул и стал сползать с седла, но удержался, обхватив руками шею коня. Лошадь, почувствовав, что с хозяином что-то случилось, остановилась и начала ложиться. Один из красноармейцев проскакал без остановки до развалин и начал стрелять по басмачам, а второй придержал коня, положил его и, пригнувшись, побежал к
