Крепостное право - Мария Баганова
Сестра ее, Катерина Орлова, три года была наложницей барина, а потом была выдана замуж беременной.
Марья Ахахлина, взятая в господский дом десяти лет от роду, поступила в барские наложницы на пятнадцатом году. Об участи Ахахлиной известна одна только подробность: как-то заболела она, и ее отправили в хитровщинский лазарет, в то же время мать ее была сослана в дальнюю деревню. А всё имущество обеих Ахахлиных, матери и дочери, было выброшено из их избы, а вся их скотина была отнята и выгнана в поле.
Старшая из сестер Хомяковых, Афросинья, была взята в господский дом тринадцати лет от роду, и через месяц после того Измайлов растлил ее насильно: «Она не хотела идти к нему для его прихотей, но среди бела дня притащили ее к барину из комнат его дочерей двое лакеев, зажав ей рот и избив плетью». Четырнадцать лет сряду Афросинья Хомякова была наложницей Измайлова. Многократно была сечена она розгами и плетьми, а раз целую неделю носила рогатку. Измайлов часто имел с ней соитие, а, как рассказывала женщина на следствии, «по окончании прихотей своих» отсылал ее от себя с насмешками и ругательствами.
Однажды она вместе с прочими девушками обратилась к барину с просьбой о том, чтобы он позволил им видеться с родственниками хоть сквозь решетку окна. За это преступление Афросинья тотчас же была наказана пятьюдесятью ударами плети и сослана на поташный завод, где ей поручались наиболее тяжелые работы: она должна была вместе с родной своей сестрой Марьей каждодневно приносить сто ушатов воды и столько же коробов сухой золы из чанов. При этом она получала в пищу один только хлеб, а одежды ей вовсе не выдавалось. От недоедания и тяжелой работы с сестрами Хомяковыми случались обмороки. Брат Афросиньи и Марьи Хомяковых – Фёдор – иногда приносил им из дому обедать. Об этом донесли барину: Фёдора Хомякова высекли розгами и сослали пасти овец.
Однажды Измайлов осматривал поташный завод. В тот день Афросинья была больна и не работала. Узнав об этом, Измайлов приказал притащить ее, оттаскать за волосы и, невзирая на действительную болезнь, заставил ее работать.
Но и в таком страшном положении Афросинья, как видно, не совсем еще утратила жизненные силы: несчастная женщина свела связь с проживавшим в хитровщинской усадьбе вольным человеком. Узнав об этом, генерал Измайлов велел наказать ее ста ударами плетей. Мать ее была сослана в деревню, а третья сестра, должно быть некрасивая лицом или же совсем еще малолетняя, взята была на суконную фабрику.
Афросинья Хомякова показала на следствии, что мужчины и женщины, находившиеся на поташном заводе под наказанием, осенью, в холодное время, посылались чистить реку, в которой должны были обнажаться до пояса. На эту работу нередко выезжал смотреть сам барин. Вид всех этих несчастных доставлял ему много, должно быть, удовольствия: смотря на них, Измайлов обыкновенно смеялся.
Сестра Афросиньи Хомяковой, Марья, была взята в господский дом на тринадцатом же году, а через год сделалась наложницей Измайлова, конечно, не по воле своей. Она тоже вдоволь натерпелась: так, однажды высекли ее плетью за то, что покраснела от срамных слов барина, а в другой раз девушка подверглась такому же наказанию за то, что в окно дождем набрызгало. Пребывание ее в измайловском гареме окончилось вследствие одного замечательного случая: воспитывавшаяся в доме Измайлова дворянка Ольга Богданова написала тайком письмо к своей матери. Марье Хомяковой поставлено было в вину, что она не донесла об этом. Она была наказана двадцатью пятью ударами плети и затем, тотчас же, сослана в тяжелые работы. Тут свела она связь с дворовым человеком и забеременела. Узнав об этом, Измайлов приказал надеть на нее рогатку. На другой день после того он осматривал, по обыкновению, свои заведения и увидал Марью Хомякову в рогатке. Но ему показалось, что рогатка эта слишком легка, в ней было весу только пять фунтов.
– Надо дать ей такую, от которой она издохла бы в три дня! – приказал Измайлов, и на несчастную немедленно надели рогатку весом в десять с четвертью фунтов. И ровно три месяца носила Марья Хомякова эту мучительную рогатку, которая стерла ей шею до крови.
Нимфодора Харитоновна Хорошевская, Нимфа, как называли ее в своих показаниях дворовые люди, родилась в то время, как мать ее содержалась в барском дому взаперти, за решетками… То есть она приходилось Измайлову дочерью. Крестила младенца-Нимфу мать Измайлова.
Первый раз Измайлов изнасиловал ребенка, когда Нимфе было восемь или девять лет. Это так мало для него значило, что он немедленно забыл о происшествии. А в 14 лет сделал девочку своей любовницей. И возмутился, не найдя ее девственной. Барский допрос нехорошо кончился для Нимфы: сначала ее высекли плетью, потом арапником и в продолжение двух дней семь раз ее секли.
После этих наказаний три месяца находилась она по-прежнему в запертом гареме Хитровщинской усадьбы, и во все это время старый развратник ее насиловал. А потом он приревновал ее к кондитеру. Кондитер этот был немедленно отдан в солдаты, а Нимфа, по наказании плетьми в гостиной, трое суток просидела на стенной цепи в арестантской. Затем она была сослана на поташный завод в тяжелые работы, где и пробыла семь лет. На третий день по ссылке на завод остригли ей голову. Через несколько месяцев попала она в рогатку за то, что поташу вышло мало. Рогатку эту она носила три недели. С поташного завода перевели ее на суконную фабрику, и тогда же Измайлов приказал ей выйти замуж за мужика, который Нимфе был сильно неприятен. Она не согласилась и за то трое суток была скована. Наконец с суконной фабрики ее сослали в дальнюю деревню.
Об измайловском гареме знали все его соседи. Мало того, «гостеприимный» генерал всегда водил своим гостям на ночь деревенских девочек 12–13 лет. Так, солдатка Мавра Феофанова рассказывала, что на тринадцатом году своей жизни она была взята насильно из дома отца своего и ее растлил гость Измайлова, Степан Фёдорович Козлов. Она вырвалась было от этого помещика, но ее поймали и, по приказанию барина, жестоко избили палкой.
Местные чиновники боялись генерала, боялись его богатства, его связей, его мстительного нрава. Соседи пресмыкались перед ним и с готовностью участвовали в его забавах. Но что самое примечательное, некоторые из дворян отдавали к нему в дом на воспитание не только сыновей, но и дочерей своих.
Страшно подумать, чему мог научить такой изувер, как Измайлов, этих молоденьких девушек и юношей! Как действовала на них растленная атмосфера измайловской усадьбы? Да и то надо заметить: в числе лиц, составлявших штат Хитровщинской усадьбы, не было ни гувернеров, ни гувернанток, ни даже каких-нибудь учителей. В этом доме нельзя было найти ни одной книжки!
Следствие по делу о измайловских бесчинствах начиналось дважды. Первый раз – в начале XIX столетия по прямому указанию государя императора. Поводом для расследования стал вот такой случай: при Хитровщинской помещичьей усадьбе находился крепостной по прозванию Гусёк. Обязанность Гуська состояла в том, чтобы на тройке лошадей разъезжать по деревням для сбора девок на «генеральские игрища». Однажды Измайлов затеял такое игрище в принадлежавшем ему сельце Жмурове. Тут были с ним толпы его псарей, его «казаков» и всякой другой дворовой челяди; сюда же были привезены в особом экипаже, называвшемся «лодкою», песенницы и плясуньи, дворовые и крестьянские девушки и женщины. Однако Измайлову показалось, что женщин не хватает, и он отправил Гуська еще за девками в свою же деревню Кашину. Дело было к ночи. Под прикрытием темноты многие девушки попрятались в зарослях конопли, а из одного дома, именно крестьянина Евдокима Денисова, просто не выдали девушку, да и самого Гуська в темноте кто-то так сильно ударил, что рассек ему бровь.
Гусек донес барину о случившейся с ним неприятности.
Измайлов немедленно со всей своей свитою отправился в деревню для наказания провинившихся. Гнев его прежде всего обрушился на Евдокима Денисова. Изба несчастного крестьянина тотчас же разметана была по бревнам. Затем псари сложили солому с избы на улице в две кучи, зажгли их, а промеж горящих куч положили старика Денисова и старуху, жену его, и так жестоко высекли их арапниками, что через три месяца после наказания старуха скончалась. Но барский гнев еще не утолился: Измайлов приказал сжечь двор и остатки избы Евдокима Денисова, сломанной только по окна, – и если б не смелая «игрица» Афросинья Хомякова, безумное приказание, конечно, было
