Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
Со временем родились внуки, как мальчики, так и девочки: трое у Санчи с Дино Аликандиа, один у Консуэло, одна, Лауретта, у Инес, и еще одна, наша Ада, у Диего с Маддаленой. Потом наступили тяжелые военные годы, омраченные гибелью на фронте мужа Консуэло, Джорджо Артузи, и завершившиеся внезапным перемирием, когда донна Ада, до тех пор убежденная монархистка, была столь разочарована бегством короля, что совсем потеряла доверие и уважение к Савойскому дому.
На вилле Гранде благодаря усилиям Гаэтано Арресты, чувствовавшего себя на черном рынке как рыба в воде и обеспечивавшего свою былую благодетельницу всем необходимым, от голода не страдали. Сестры Диего, как и их отец, управляющего презирали, считая человеком подозрительным и вульгарным, а встречая, едва удостаивали взглядом и никогда не принимали у себя дома. Впрочем, благодаря своей деловой хватке Арреста сразу после окончания университета смог удачно жениться: его супруга, принадлежавшая к одному из самых зажиточных семейств Доноры, была до фанатизма религиозна, прекрасно образованна и весьма заботилась о собственной репутации. Своих четырех дочерей она воспитывала даже в большей строгости, чем донна Ада.
А пока где-то далеко занималась партизанская борьба, пока союзники бомбили соседние с Донорой города, которые собирались освободить, донна Ада, как мы уже знаем, столкнувшись с эвакуацией и гибелью под обломками Инес и Диего с их супругами, приютила под своей крышей двух маленьких сирот и начала то, что называла битвой за их воспитание и образование.
12
Обо всех этих событиях Танкреди узнавал лишь фрагментарно, да и то в основном самую мрачную часть. Из тех писем, что мачеха и Диего регулярно ему посылали, многие затерялись в хаосе того трагического времени.
Когда же осенью 1946 года Танкреди и Армеллина наконец вернулись, они обнаружили, что семья снова выросла. Санча и Дино только что крестили четвертого ребенка. Девочку назвали Умбертой в честь жалкого короля, еще в мае удалившегося в изгнание: с падением фашизма Дино заявил, вызвав саркастический смех тещи, что всегда поддерживал монархию. Консуэло только что повторно вышла замуж за Джероламо Дессарта и, к ревнивому разочарованию первенца, Джулио, была беременна вторым ребенком – как потом выяснилось, даже двумя: сестрами-близнецами Маризой и Миреллой, будущими несчастными жертвами издевательств Лауретты в играх на вилле Гранде.
Как и после смерти Гаддо, Танкреди не позволил мачехе покинуть виллу. Знакомство с двумя племянницами-сиротами тронуло его до глубины души. Ему казалось, что вернулись времена, когда отец лежал в гробу, а Санча, Консуэло и Инес наполняли эти комнаты наивным детским щебетанием. Но у них, по крайней мере, была жива мать, Лауретта же с Адитой остались на свете совсем одни. (Сказать по правде, у Лауретты были еще бабушка и дедушка Ланди, а также многочисленные родственники по отцовской линии, а у Адиты – прадедушка и прабабушка Пратези, но донна Ада считала немыслимым, чтобы два представителя семейства Феррелл пошли, как она говорила, «побираться по чужим домам».)
«Будем жить все вместе, как когда-то, – сказал Танкреди мачехе. – Места хватит. Раз уж ты решила стать им матерью, я стану отцом».
Вот так шестилетняя Лауретта, уже учившаяся в школе, и четырехлетняя Ада незаметно обнаружили, что живут уже не в королевстве, а в республике, с пятидесятидвухлетним «отцом» и пятидесятишестилетней «матерью», требовавшей себе право голоса даже в тех вопросах, которыми не хотела или не собиралась заниматься. И еще с Армеллиной, которой почти через сорок лет пришлось нянчиться с еще одной парой сироток Бертран, пусть даже на этот раз это были девочки, а Лауретта носила фамилию Ланди.
Донна Ада считала, что девочек и девушек следует воспитывать строже, чем мальчиков. Став матерью, она снисходительно относилась к проказам своего первенца Диего, а вот с тремя дочерьми, как жаловалась младшая, Инес, вела себя суровее армейского капрала. Со временем девушки вышли замуж и родили своих детей, чьим воспитанием бабушке не удавалось руководить так, как ей того хотелось, – за исключением Ады и Лауретты, которые, бедняжечки, вздыхала Армеллина, из-за бомбардировок все-таки угодили ей в лапы.
До середины пятидесятых девочки более-менее мирились с такой строгостью, потому что бабушка по-своему их любила и, следуя священному кодексу Ферреллов, посвящала им все свое время. А еще потому, что в семье хватало других людей, всегда готовых приласкать их и простить любые проступки, – прежде всего дядя Танкреди.
Все изменилось в подростковом возрасте, особенно для Ады, которая, в отличие от кузины, не могла смолчать или сделать что-то тайком. Она смотрела телевизор, читала газеты, которые приносил дядя, и понимала, что мир вокруг изменился. Ей хотелось слушать современную музыку, гулять, танцевать, встречаться с людьми, которых бабушка не одобряла.
– Откуда она? Чья дочь? – приставала с расспросами донна Ада, когда ее внучка приглашала одноклассницу позаниматься на вилле Гранде.
Ада злилась, не разделяя бабушкиной гордости за голубую кровь Ферреллов.
– Мне казалось, монархии больше нет, – говорила она с вызовом. – Помнишь, была такая Французская революция? Ah, ça ira, les aristocrates à la lanterne![53] И их всех-всех повесили прямо на уличных фонарях, вот так.
– Гильотинировали, – поправляла Лауретта, учившаяся на два класса старше.
13
Присутствие рядом с дядей Таном Армеллины казалось кузинам в детстве самой естественной в мире вещью. В любом приличном семействе можно было встретить хозяев и прислугу. А холостяк, каким их дядя был на протяжении стольких лет, да еще и живущий вдали от семьи, без жены, которая бы о нем заботилась, нуждается в прислуге больше, чем кто-либо другой: должен же кто-то убираться, готовить, приводить в порядок гардероб. Для этого и нужна Армеллина.
Но когда Ада с Лауреттой стали подростками, едкие насмешки кузенов Аликандиа зародили в их душах подозрение, что в прошлом у хозяина с молодой горничной была любовная связь – или, может быть, только сексуальная. Они много лет жили вместе, под одной крышей – юная парочка в университетские годы Танкреди. И даже сейчас, спустя столько лет, связь между ними казалась очень сильной. Доктор относился к Армеллине с уважением и вниманием, которого другие служанки удостаивались редко, она же поклонялась ему, словно божеству, и защищала от любых нападок, как тигрица своего детеныша.
– И почему же они не поженились? – спросила как-то Ада кузенов.
– Потому что Бертран-Ферреллы не женятся на служанках, – презрительно бросили мальчишки.
Сестры возмутились: они не могли поверить, что их кумир, дядя Тан, способен на такую низость.
И потом, разве могла бабушка Ада, столь суровая в вопросах сексуальной морали, позволить, как она выражалась, «шашни с прислугой» в доме, где растут девочки? Романо и Витторио ухмыльнулись такой наивности и намекнули, что бабушка, вероятно, следовала традиции Ферреллов и прочих аристократических семей нанимать в служанки девушек здоровых, свежих и симпатичных, но бедных, из самых нищих деревень (выбором обычно ведала мать семейства), чтобы сыновья могли «выпустить пар», а если те, к несчастью, забеременеют, сразу же их увольнять.
– Может, в XIX веке такое и бывало, – стояла на своем Ада.
– Да бабушка Ада и пальцем не шевельнет, не посоветовавшись со своим духовником, – поддержала сестру Лауретта. – Она ведь каждый день причащается, а то, о чем вы говорите, – смертный грех, который дон Мугони ей никогда бы не отпустил.
– Ничего вы не понимаете, малявки, – убежденно заявили мальчишки, с тех пор заимевшие привычку обзывать их «наивняшками» и получившие в ответ прозвище «негодяи» (еще и потому, что оба, как тогда говорилось, «отрастили себе руки» и, оказавшись поблизости, при первой же возможности старались вдоволь полапать кузин).
К счастью, вмешавшаяся в перепалку Грация заткнула братьям рты, припомнив, что бабушка Ада Армеллину не выбирала и даже не принимала на службу: это ее муж, оставшись вдовцом с двумя десятилетними близнецами, нашел девушку где-то в Тоскане.
– И о каком выпускании пара вы после этого болтаете, злобные недомерки? Армеллина заменила ему мать! Так что хватит говорить о ней гадости.
Ада чуть не расцеловала ее в обе щеки. Грация была замечательной: умной, серьезной, отзывчивой, ласковой, искренней… Совсем не похожа
