Хлеб печали - Станислава Радецкая
- А как же козочка? – заикнулась было Лене, подрубавшая полотенце, но матушка взглянула на нее так, что она беспрекословно пошла в постель, чтобы не получить подзатыльника.
Заснуть она не могла. В голову лезли дурацкие мысли: то казалось, что козочку уже съели волки, то вновь появлялись Мари, Грета и Берта, которые дразнили ее ведьмой и дурочкой, и Лене краснела от обиды, придумывая резкие ответы, которые никогда не смогла бы высказать им в лицо. Ее вновь толкали в омут, полный мягких водорослей, липнувших к ногам, но теперь она вовремя успевала заметить подлость и вместо того кричала, чтобы они лучше следили за утятами.
- Что с нами теперь будет? – послышался ей усталый голос отца сквозь сон. – Не детские это шалости…
Лене заворочалась, пытаясь скрыться от стыда, но вместо этого проснулась и разлепила глаза. На матрас падал слабый отблеск от лучины, безжалостно освещая дырку, из которой вылезла солома.
- Говорят, что кто-то поехал в город, чтобы рассказать епископу о произошедшем.
- Нам нечего бояться, - вступила матушка, но по ее голосу было слышно, что она была чересчур напугана. – Что мы сделали? Ничего! Наша девочка невинна… Она ничего такого не делала!
- И господин епископ уже рассматривал мое дело пять лет назад, - заметила бабка Магда, и Лене невольно успокоилась, так ее голос был тверд и даже насмешлив. – Обычно они делают это каждые десять лет. Всего-то осталось ему подождать еще пяток.
- Матушка! Они ведь могут отлучить от церкви всю деревню… И что нам тогда делать?
- Не хватит у них на это пороху. А если отлучат… Что ж, зажившиеся старики – вроде меня, - помрут, а вам придется бежать в другое место. Кузнец везде найдет работу… Вон, вспомни! Однажды господа ехали в свой дворец и потеряли подкову, как раз напротив твоей кузницы. Сколько они тогда денег за работу тебе оставили! Все подати заплатить хватило.
- Да, матушка, - неохотно согласился отец. Лене так и видела внутренним взором, как его грубые пальцы мнут деревянную ложку или нож от волнения. – Только это ты нарочно на дорогу камней натаскала.
- Ну! – бабка Магда, кажется, улыбнулась. - Пара камней не в счет. Господь больше любит тех, кто на месте не сидит и своими руками богатство делает. Тебе бы пора усвоить этот урок. Твой-то отец хорошо это знал и никогда не брезговал брать то, что само в руки идет.
- Не хочу я никуда идти, - пробормотал отец. – Всю жизнь здесь жил, так что ж срываться, как вору какому?
- Об этом пока и речи нет, - отрезала бабка. – Пусть приезжают эти городские, а там разберемся. Девчонку жаль. Так рано жизнь закончить, нужно судьбу прогневить. И без козы мы остались на зиму, но тут уж я сама виновата, разбаловала Магдалену.
В бок Лене достался удар, и она чуть не завопила от неожиданности.
- Слышишь, - прошипел ей на ухо брат. – Все из-за тебя!
Она стукнула его в ответ, и они завозились, скинув лоскутное покрывало на пол, пока сильные руки бабки не выкрутили им уши.
- Вот ведь щенята какие! – с веселым удивлением сказала Магда. – Подслушивают взрослые разговоры! Марш назад, пока не взяла палку! – она отпустила их и добавила: - А то, что услышали, из головы выкиньте. Не ваше это дело, пострелята.
- Ты сердишься? – робко спросила Лене, потирая распухшее ухо, в котором живо билась кровь.
- Я-то что! Вот как в декабре явятся к нам бесы: Клаубауф вместе с Шабманном, запихнут вас в мешок да унесут в преисподнюю, если слушаться меня не станете. Никогда не позавидую детям, которым вырасти придется да рога весь год начищать и шерсть чертям расчесывать.
Она еще попугала их, пока дети не развеселились и не выкинули беду из головы; родители сидели за столом молча, напряженные и тихие, будто призраки. Когда брат с сестрой устали смеяться и заснули, матушка вдруг тихо заплакала, и отец обнял ее за плечи.
Глава вторая. Матильда. Игра в шахматы
Матильда не сильно любила свое имя, которым одарила ее покойная мать: Матильда-Шарлотта-Анна-София, баронесса фон Нидерхоф. Кто в здравом уме выговорит эти имена подряд, не сломав челюсть? Да и кто вообще способен на разговор в глухом лесу, где стоял дедов дом?
Она показала язык своему отражению, и русоволосый мальчишка-кавалер ответил ей тем же. Из всех имен она кое-как признавала только Матильду, просто потому, что из него было легко сделать мужское имя Матиас. «Все здесь для мальчишки, - говорила она деду, когда тот был в хорошем настроении. – Даже ваши слуги умеют шить только мужскую одежду! Старое латаное девичье платье лучше цепляется за щепки и гвозди, которых в этом доме полным-полно. Не буду его носить!» Барон фон Ринген ворчал на внучку, что ей стоило бы подумать о манерах, но глядел на нее благосклонно – ведь она была последней из его рода, его гордостью и надеждой. Он каждый раз говорил об этом, стоило ему выпить лишнего за ужином.
Сколько Матильда себя помнила, она всегда жила с дедом в лесу, и почти сразу за ее окном начинался еловый лес, молчаливый, беззвучный, пустой, полный желтых иголок, хрустевших под ногами, и поганок, которые сбивали забредшие ненароком лоси. Совсем недавно Матильде исполнилось тринадцать лет, и только
