Беглая княжна Мышецкая - Владимир Иванович Буртовой
Окончив читать, Алешка Холдеев с улыбкой посмотрел на мурзу, словно бы спрашивая, все ли он уяснил с первого раза?
– Все понимал моя, бачка атаман, будет воевода людей в Цывильск собирать сидеть осада, как медведя в берлога зимой, тех посыльщиков не слушать, палками бить! Так, да? Нада всем идти к бачка атаман к этот город, да? А меня спросил кто – где этот бамашка брал, я что скажу? Лесу нашел, да? Не поверят! Ты, батыр Алешка, пиши – атаман давал мне сам! Вот так, в руку давал!
Атаман Разин согласно кивнул несколько раз головой, похлопал мурзу по широкому крепкому плечу, повелел Алешке:
– Он прав, походный дьяк! Допиши ниже моей печати тако: «А с сею войсковою памятью послан наш войсковой казак Ахпердя мурза Килдибяков, и вам бы, чернь, ево во всем слушать и спору не держать. А буде ево слушать ни в чем не станете, и вам бы на себя не пенять». Приписал? Вот так-то оно вернее будет. Бери, брат Ахпердя, грамоту, бери десять своих батыров и езжай в свой уезд собирать большое войско нам в подмогу!
– Еду, бачка атаман. Коня мала-мала кормил и еду.
Проводив мурзу, атаман Разин, поразмыслив малость, повелел Никите сыскать синбирянина Федьку Тюменева и сказать, чтоб в ночь навезли скрытно от воеводского глаза к острогу и к новому насыпному валу возможно больше бревен и хвороста вязанками. Да чтобы приготовили длинные плахи – настелить потом поверх дров и по тем плахам, как по мостам, с насыпного вала перебежать на кремлевскую стену и наконец-то грудь в грудь сойтись с засевшими там московскими стрельцами на сабельную сечу… Близок уже был решающий час.
* * *
– Пусти, Лазарка, срублю-ю!
Взвизгнула вылетевшая из ножен атаманова сабля, вспыхнули неистовой злобой потемневшие глаза.
– Секи, Степан! – Лазарка Тимофеев, дергая покривившимися от гнева губами, рванул на груди кафтан. – Секи! И тебя там ссекут на третьем шагу! А на кого их оставишь? Гляди – их тысячи за твоей спиной! Погибнешь, и им погибель неминучая! Зачем мужиков поднял, чтоб в первой сече самому лечь?
Взлетевшая над головой Лазарки сабля свистнула мимо, рубанула бревно и, погудев чуть, замерла.
– Что же делать, Лазарка? И на сей раз чертов воевода неуязвимым от нас выскочил! Доколь такое терпеть можно?..
С вечера по приказу атамана Разина войска колонной выстроились за насыпным валом, где с противоположной от кремля стороны были сооружены удобные ступеньки из досок. Когда был дан сигнал, с боковых рубленых башен ударили по кремлю казацкие пушки и тысячи казаков, недавно набранных в атаманово войско, по центру насыпного вала устремились вверх. Каждый на себе тащил вязанку хвороста или наколотых дров. Поднявшись, они под пулями московских стрельцов бросали свои дрова за вал, заполняя ров и пространство между валом и кремлевской стеной. Освободившись, сбегали боковыми проходами вниз, за новой вязанкой. Сбегали, да не все, иных московским стрельцам удавалось подбить, и тогда мертвого или раненого подхватывали и спешно, чтобы не останавливать движения, сносили вниз, где местные лекарки принимались их лечить, делая перво-наперво перевязки, чтобы остановить кровь.
– Растет, растет наш мост! – ликовал атаман Разин, сидя в седле впереди конных казаков. Сотник Михаил Хомутов был со своими стрельцами за спиной походного атамана Лазарки Тимофеева и очень хорошо видел все происходящее.
– Еще валите, казаки! Побольше валите! По мосту мы живо доберемся до треклятого воеводы! Всех посечем псов воеводских! Молодец, Ромашка! Славно тузит воеводу из башни пушками!
Вот уже ров завален, гора дров растет и растет…
И тут, видимо, воевода Милославский наконец-то понял, что задумал Степан Разин! Спохватившись, он распорядился зажечь и кидать на дрова все, что может гореть. Вниз полетели пучки соломы, пуховики, бочки с жиром. Раскачав, швырнули вниз бочонок пороха, сбив с него почти все обручи. Ударившись, порох рассыпался между дровами, огонь лизнул – ахнуло вверх столбом пламя!
– Да что же он, гад замогильный, творит, а? – взъярился атаман Разин, видя, что огонь сводит на нет все усилия и жертвы армии. – Неужто опять его верх выйдет? – И возвысил голос, стараясь заглушить пушечную пальбу и пищальный треск. – Казаки-и! Вали гуще, чтоб не поспевал воевода наши дрова палить! Заваливай огонь землею! Мочите бревна в воде!
Выбиваясь из сил, рвались казаки вверх по ступенькам, а иные не в силах уже были подниматься, останавливались с разинутыми ртами и дышали, словно рыбы на горячем песке. Роман Тимофеев выскочил из левой башни без кафтана, в белой рубашке, закричал с насыпного вала вниз:
– Не бегать более! Становись цепью, передавай бревна друг дружке с рук на руки! Жива-а!
Быстро разобрались в десяток цепочек, и дрова сплошной вереницей потекли вверх, а наиболее крепкие казаки, приняв на валу, с уханьем швыряли связки вниз, как можно ближе к кремлевской стене. Один ухал, а иной с оханьем, а то и безмолвно, с простреленной головой, валился на насыпную землю.
– Давай, давай, казаки! Наша берет! Не успевает воевода наши дровишки палить, не успевает! – ревел с натугой Роман Тимофеев, который возглавил казаков на насыпном валу и которому атаман Разин повелел первым кинуться на кремль.
И вот вроде бы дело пошло на лад! Гора дров заметно пошла вверх, атаман Разин распорядился
