Х.Байрамукова - ВЕЧНЫЕ ВСАДНИКИ
Абдул ехал к водопою шагом, за ним двигались неторопливо и жеребята. После водопоя им дали некоторое время побродить, чтобы они надышались свежим воздухом.
– Ну, а теперь начнем приучать их к аллюрам, пусть укрепляют мускулатуру! – сказал однажды Абдул ребятам.
На этот раз он двинулся к водопою лёгкой рысью. Резво бежали за его конем жеребята.
Настал день, когда жеребят стали обучать галопу. Они были очень рады тренировкам, удивительно смышленно ухватывали повадки и темп бега коня, на котором скакал впереди Абдул.
…Туган быстро рос, повеселел, мускулы переливались под его тугой кожей. Он уже умел давать ножку, чтобы Солтан мог в один и тот же день каждого месяца делать «раскрючовку» – расчищать ему копыта. Такая процедура жеребенку нравилась.
Шерсть его блестела, как атлас, грива становилась все шелковистее. Очень заботливо холил Солтан своего питомца.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
До недавнего времени Абдул обычно сам ухаживал за домашним скотом: вставал чуть свет, ложился поздно, но зато каждый во дворе получал свое вовремя. Только кур Абдул никогда не кормил, считая это недостойным для мужчин занятием.
Теперь вся эта работа перешла к Солтану.
Вот и сегодня он встал рано, причем проснулся сам. Сначала вывел корову из сарая и привязал ее, чтобы мать могла подоить. Задал ей зеленое душистое сено. С отцом накосили!
Овцам дал корм в яслях под навесом, куда «проклятый» баран и не думает подойти, а ждет, пока Солтан вынесет Медному казану варево и выльет его в деревянное корыто. Они будут завтракать вдвоем, но охотно примут в свою компанию Серого и петуха.
Марзий вынесла кукурузу и высыпала курам. Кинулись к ней также баран и ишак, чтобы слегка закусить перед завтраком. Впрочем, Серому Солтан вынес еще и разрезанную на мелкие куски тыкву. Ишак ее любит, а Медный казан поглядывал с презрением: как можно есть такую гадость? «Можно!» – считает петух. Он поклевал желтое мясо тыквы, баран тоже с аппетитом попробовал ее.
Убирая в хлеву, Солтан услышал знакомую музыку кузнеца Идриса, звонкий стук молота по наковальне. Одновременно донесся с минарета мечети призыв муэдзина к утренней молитве. «Значит, уже семь часов», – понял Солтан.
Руки кузнеца Идриса, вооруженные молотком, способны творить во время тяжелого труда настоящую музыку. Что ни удар по наковальне – новый звук, так и нарастает мелодия. В Аламате говорили, что самые искусные певицы аула слагают свои лучшие инары [20] не иначе, как по мелодиям кузнеца.
Без этих мелодий не могли обойтись не только девушки, но и старая Даум. Как только утром рано кузнец начинал свою работу, из расположенной напротив сакли выходила Даум, поднималась на крышу, устраивалась у глиняной дымовой трубы, вытаскивала прялку-вертушку и начинала прясть свою пряжу. Она уверяла всех, что под «музыку» кузнеца ей работается легко, а главное – больше пряжи получается за день.
Пожалуй, только муэдзину, пять раз в день призывающему с минарета правоверных к молитве, мешает «музыка» кузнеца: муэдзин из-за нее сбивался все пять раз с такта. Он должен призывать мерным, певучим, протяжным голосом, а вместо этого незаметно для себя подстраивается под быстрый перезвон кузнецкой мелодии, тем более что Идрис во время пения муэдзина старается стучать по наковальне особенно лихо. Спускаясь с минарета мечети, муэдзин каждый раз трижды плевал в сторону кузнеца и давал себе обещание больше не поддаваться мелодиям нечестивца.
«И чего ради дряхлый муэдзин пять раз в день поднимается на высокий минарет, – думает Солтан, – если, кроме деда Даулета, никто с Главной улицы аула не ходит в мечеть? А деду Даулету он мог бы просто крикнуть из-за своего плетня и напомнить о намазе».
С чувством гордости за выполненную по хозяйству мужскую работу Солтан отправляется в школу. Она находится в центре аула, на Главной улице, двор ее огорожен нарядным штакетником и обсажен высоченными пирамидальными тополями.
Главная улица недаром называется Главной, ее протяженность— пять километров. На одном конце раскинулся конезавод имени Буденного, а другим концом улица упирается в невысокую гору, покрытую хвойным лесом. Улиц и переулков в Аламате много, но Солтану кажется, что вся жизнь аула течет по Главной. Если девушке справили новый наряд, то она обязательно выйдет в нем на Главную улицу, глядя по сторонам: заметили ли люди, особенно парни, как красив наряд? И девушки пусть заметят, умрут от зависти.
Из переулка сюда, на Главную, выскакивает всадник на лихом коне, гарцует вовсю, хочет, чтобы любовались им, хотя и боится, как бы кто не сглазил ему коня.
Солтан идет быстро, идет в школу по Главной. Матерчатая сумка с тетрадями и учебниками висит на боку. Снег хрустит под чарыками из крашенной в черный цвет воловьей кожи, их шил отец. Белая овчинная шуба перетянута поясом с серебряной насечкой. Кучерявые волосы выбиваются из-под мерлушковой шапки, лицо разгоряченно, потому что шагает Солтан военным шагом, размеренно размахивая руками.
– Здорово, хлопец, – шамкает дед Даулет, возвращающийся на своем осле из леса с дровами.
– Здравствуй, дедушка! А кузнец уже простучал свою песню! – говорит Солтан, давая понять, что дед опоздал на молитву.
Дойдя до дома Шайтана, Солтан пронзительно свистнул, друг выскочил со двора, и они побежали к школе вдвоем.
Вон идут по Главной три женщины, нарядно одетые, с полными плетеными корзинами.
– Моя мама тоже собирается на свадьбу, уже хычыны спекла, – говорит Шайтан и объясняет другу: – Где-то рядом с домом «Кривой талии» сегодня свадьба, надо же поздравить молодых со счастьем!
Бывают дни, когда в таких же корзинах женщины несут «горькую еду» – это они идут в дом, где кто-то скончался. Все новости – и радостные, и печальные – можно узнать, если пройти по Главной…
Мальчишки, которым надо идти в школу только во вторую смену, пока свободны и вовсю катаются с горки, оглашая аул шумом, кувыркаясь в снегу вместе с санями.
Крыши всех домов в ауле Аламат сейчас белы от снега и одинаково нарядны – и те, что крыты красной черепицей, и те, что небогато крыты дранкой, как дома Солтана и Шайтана. Есть в ауле и сакли под земляными плоскими крышами, как у бабушки Даум.
До самого разгара весны снег здесь, в Аламате, будет лежать, как и лежит, потому воздух в предгорье всегда разреженный, стойко морозный. Полезен этот воздух для людей. Лица у них такие свежие, здорового цвета.
По пути в школу и из школы непременно увидишь на Главной хоть какое-нибудь событие, а то и сам поучаствуешь в нем.
