Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
— «Что делать? говорим мы наконец: знать не переждать нам этой погоди, а ехать время, вечер уже почти наступает».
— «Конечно так!» сказали все, ибо всем нам было известно, что по мализне дома хозяйского и по всем другим обстоятельствам ночевать нам тут никак было не можно, да были мы и не унимаемы.
Итак, распрощавшись с хозяином, сели мы и доехали; но что ж тогда воспоследовало с нами? На дворе казалось нам худо, а как выехали в поле, так и хуже того. Одним словом, такая ужасная метель, что ни зги было не видно.
«Эх! думал я тогда и говорил сам себе: как это нам ехать? и что это за беда! Если б можно было, то ни из–чего бы не поехал, но готов бы тут как–нибудь ночевать».
Не успели мы несколько десятков сажен от двора отъехать, видно было нам ничего ни вперед, ни назад. Возок г. Полонского, ехавший впереди, пропал у нас из глаз, а назади не видно было уже и деревни. Мысль чтоб не заблудиться и не попасть куда в вершину, начинала меня уже беспокоить.
Я прикликал человека, стоявшего позади возка, и говорил ему. «не лучше ли нам воротиться»? но он говорил: «доедем, судырь, не для чего ворочаться». Но мы с ним еще говорили, как поглядим, форейтер наш, умный мой человек Бабай, который и тогда был еще очень не велик, уже в другую сторону проскакал, уже видим подле себя кусты, которых прежде вовсе не было.
— Ба! закричал я тогда: куда это вы меня завезли, не туда!
Кучер, которого я за ревом ветра насилу докликался, признался, что ошиблись и бранил Бабая, хотя сам не умнее или еще глупее его был.
Кучером случился тогда быть у меня умной мой человек Антон Артамонович, человек очень недальновидный, и рассудка самого темного и короткого. Но как бы то ни было, но меня сие уже и гораздо трогало.
Метель несла от часу сильнее и занесла меня и в возке уже совсем, а мы добрым порядком уже своротили в целик и ехали, сами не зная куды. Я уже охал, горевал и боялся, чтоб не заблудиться.
О! сколько раз желал я уже тогда, чтоб попасть на упомянутую прежде сего прескверную хотунскую дорогу, уже и она мне сделалась тогда мила до чрезвычайности, но что наконец и удалось нам по желанию.
Нельзя изобразить, как обрадовался я, когда мы взобрались на оную, ибо утешал себя по крайней мере тем, что, несмотря на всю жестокую метель, нам дорогу сию за превеликими ее рытвинами, ухабами и буграми потерять будет не можно.
Людцы мои не успели на нее възехать, как и поскакали что ни есть мочи, жестокость вьюги их к тому побуждала; и я как ни боялся по худым дорогам ездить, и как возок мои с бока на бок ни качался и ни попрыгивал, однако я, сжав сердце, уже молчал и дал волю скакать как хотят.
Но не успели мы с версту сим образом отскакать, как новое явление глазам моим представилось: лошади остановились и не знаю что–то в упряжке нашей испортилось и требовало поправления. Кучер мой полез с козел, чтоб поправить, но бултых на землю.
Я удивился сему случаю, но удивление мое еще увеличилось, когда увидел, что он и встать почти не может. Я подозвал его к себе, спрашиваю туда ли мы едем и не ушибся ли он; но гляжу, смотрю у слуги моего язык почти не ворочается…
— Слава Богу! воскликнул тогда я: одно к одному! изрядно ты, дружок, накушался, да и очень кстати на теперешную погоду смотря.
Одним словом, слуга мой был пьян и не мог взойтить сам на козлы. Я кликал другого, стоявшего на запятках и приказывал помочь ему сесть, но гляжу, смотрю, и тот не многим чем лучше кучера.
— Ну! то–то право, хорошо! воскликнул я, оба пьяны! И Господи, какою досадою воспылал тогда я и на них и на кума своего, господина Руднева, и как проклинал то глупое обыкновение, чтоб поить людей гостиных!
Совсем тем дело на шутку не походило. Находился я тогда в чистом поле, в котором от метели на сажень было ничего не видно, время было позднее и почти сумерки, а людцы мои пьяные… Одна была надежда на дурную дорогу, и как был я тогда рад уже оной! Я позабыл тогда про всю опасность, чтоб не простудиться: раскрыл одно окно и не спускал уже глаз и с оной.
Казалось мне, что они и с ней собьются. Как туда ехали, казалась одна дорога, а тут проявилось их много: иная вкось, иная впоперек, иная рядом, и все такие ж большие, и Бог их знает, откуда они взялись, или в темноте мне так казались.
Трясусь я смотря на сие, опасаясь, чтоб они с прямой не сбились. Чего я опасался, то и сделалось. Отскакавши версты с две, услышал я, что ворчит мой пьяный кучер, что не туда мы едем, и что проехали дорогу и надлежало бы ехать влево.
Не успел я сего услышать, как испугавшись, начал кричать, чтоб остановились; но слуги мои не слышат, а скачут во всю пору. Я кричать, еще кричать во все горло, но крик мой за ужасным свистом и шумом ветра до них не доходил.
Нечего мне было уже желать, высунул из окошка голову и кричу, что есть мочи; но знать метель и вьюга была хороша, что и тогда позади стоявший человек не мог ничего услышать, но по счастью свалилась с меня шапка и ее подхватил ветер и понес по снегу.
Сего не можно уже было стоявшему позади не увидеть. Он насилу докликался кучеру, а кучер форейтеру, чтоб остановиться. Рад я неведомо как был, что остановились и не тужил уже ни мало о том, что шапка моя и снаружи и снутри обвалилась об снег, но спрашиваю кучера туда ли мы едем.
— «Нет… нет… не туда… не туда», ворчал он.
— Да куда ж? спрашиваю я.
— «Я сам не знаю куда!»
— Да где ж настоящая–то дорога?
— «Вон… вон… там… вон там проехали… надобно бы влево ехать, но мы теперь свернем и поедем туда!»
Я подозвал стоящего на запятках, тот также сомневался и говорил, чтоб своротить.
— Да, кланяюсь я, вам, говорил я им, нужно нам только в целик съехать, так мы уже и пропали, а мне кажется, что мы по той едем.
Как и в самом деле я имел причину заключать, что мы едем где надобно, во–первых, потому, что я с самого начала езды нашей приметил ветр, откуда он тогда дул, что почитаю всегда лучшею и надежного приметою, и видел тогда, что он к нам с той же стороны дул, как мы прежде ехали.
Во–вторых, боялся я сдаваться влево, а хотелось мне более вправо, ибо по известному мне положению места надлежало вправе быть неподалеку волостной деревни Балыматовой, а влеве лежали пространные и обширные поля и не находилось далече никакого жила, и там бы мы могли скорее всего запутаться.
Итак, несмотря на все представления пьяного моего кучера, что мы заедем Бог знает куда, велел я ехать тою дорогою, на которой мы находились, думая, по крайней мере, что сия большая дорога куда–нибудь нас приведет.
Итак, после окончания сего совета поскакали мы опять. Отскакавши несколько, захотелось мне спросить, что не видать ли каких признаков; но кликать, кликать, но недокличусь я никак своего Абрама. Уже я и голову, сняв наперед шапку, чтоб опять не уронить, высовывал, и кричал, но Абрам мой не слышит.
