Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
Многие другие хлопоты присовокупились к тому, и все сие в состоянии было тронуть его чувствительно; но он перенес и то, призвал в дом к себе и последних сыновей, чтоб их поженив, ими при старости веселиться.
Но не успел женить третьего и с ним год времени пожить, как и сей о корень, а к умножению огорчения его и жена, оставшаяся после оного, сделалась негодною и только стыд и бесчестие его фамилии наносящею.
Таким образом остался только один и последний сын; сего он также женил, но и тут была удача не велика. Жена была хотя постоянна, но не имела ни к мужу, ни к свекру почтения и с нею не могут сладить. И в сем–то состоянии находился он тогда.
Частые неурожаи хлеба, падежи скотские и другие несчастия присовокуплялись к тому и тревожили дух стариков еще более. Да и нам всем был он так жалок, что мы в последних письмах своих просили его и звали к себе, чтоб он, оставя все, приехал сюда к нам окончить жизнь свою спокойно и благополучно.
На другой день после Крещенья было у нас опять и в другой уже раз в сию зиму северное сияние, и в сей раз было оно некакого особого рода.
Все небо покраснело так, как в случае зарева от большого пожара, и весь снег казался красноватым; но особливость при том была та, что в южной стороне небо было белее и так как бы поднималась заря, чему бы в самом деле надлежало на севере быть.
Мы со всеми случившимися тогда у меня многими гостьми выходили тогда смотреть сего особливого феномена, которое называли тогда особым небесным знамением и народ простой все твердил, что сие было к войне кровавой, которая у нас тогда с турками и действительно продолжалась.
Вскоре за сим случилось у нас в доме одно особливое, странное и такое происшествие {Окончание письма (стр. 157–182 рукой), как заключающее в себе какую–то неладную семейную подробность, лет 30–ти тому назад уничтожено одною из госпож Болотовых. М. С.}……….
(Окт. 28 д. 1805 г.).
Письмо 135–е.
Любезный приятель! Продолжая теперь мое повествование, далее скажу вам, что вскоре после описанного в последнем письме романического происшествия имел я весьма неприятную для себя, но необходимую комиссию.
Меньшой мой двоюродный брат и ближайший мой сосед прибежал ко мне однажды и жаловался, что он не может никак сладить с братом своим в рассуждении отдачи рекрута; что он явную ему оказывает несправедливость и нарушает договор, бывший у него с ним о поставке рекрутов по. годно и чередуясь друг с другом и просил меня, чтоб я, как старший и начальник всей нашей фамилии, вступился за него и погонял бы братца его, за скверную его привычку опоражнивать уже слишком часто и непомерно рюмки и стаканы, чему он наиболее все зло приписывал; ибо когда он в целом уме и памяти, то все почти с ним сделать можно, но когда голова его наполнится чадами бахусовых продуктов, то никто с ним не говори: сделается таким упрямым своенравным вздорливым, что ни в чем с ним сладить невозможно.
К сожалению, скверная и гнусная сия привычка его всем нам давно была уже известна, и я всегда и досадовал и искренно сожалел этакой слабости сего своего близкого родственника, а особливо слыша неоднократно, что везде, где ни случалось ему бывать в гостях и натянуться до сыта, делывал такие дурачествы и становился так мерзок, что служил всем посмешищем и предметом презрения. И как больно было мне очень слышать все сие о сем моем однофамильце и родственнике, то собирался я уже давно погонять и потазать его за то хорошенько, а особливо видя, что делываемые ему дружеские о том напоминания нимало не действовали.
Итак, решился я наконец исполнить сей неприятный для меня долг и, пригласив его к себе, учтивым образом и не раздражая, так его нагонял и так растрогал, что как сначала он ни казокался, но наконец совсем опешил и онемел и, усовестившись, не только сделал все в рассуждении брата своего, чего требовала справедливость, но нарочитое долгое время после того был гораздо воздержное прежнего, чему все мы и порадовались искренно.
Как между тем я от болезни моей оправился совершенно, то с половины января пустились было мы в большой разъезд по многим и разным гостям, в Алексинском и Тульском уезде живущим, и намерены были многие знакомые и дружеские нам домы объездить одним разом, так как мы то нередко делывали.
Но в сей раз не удалось нам своего намерения исполнить, ибо не успели мы приехать в Калединку, к тетке жены моей, г–же Арцыбышевой, как напали на меня многие с убедительнейшею просьбою о принятии на себя новой комиссии и о вспоможении одной ее ближней соседке в крайней ее нужде.
Была то госпожа Хотяинцова, и не только ей недальняя родственница, но и нам по жене моей не чужая, и нужда, в которой нужно ей было мое вспоможение, была следующая;
Она имела у себя одну только дочь, девушку уже в сие время взрослую и очень изрядную; живучи почти с малолетства все по чужим домам и домам хорошим, навыкла она так всему светскому обращению, что мы все ее любили и с удовольствием принимали ее у себя, когда случалось им к нам приезжать или оставаться гостить на несколько времени. У нас у самих нередко она, и особливо в малолетстве, по нескольку месяцев гащивала и мы всегда бывали ею довольны.
Сей девушке случилось попасться на глаза алексинскому городовому секретарю г. Ферапонтову, мужику уже вдовому, немолодому, дряхлому, очень неуклюжему во всем, но весьма достаточному и богатому.
Как была она недурна собою, а притом жива, умна и вертлява, то пленись дурачина сени ее пригожеством и, несмотря на всю неравность ни в летах, и во всем вздумал за нее свататься и положил неотменно на ней жениться, если б только она пошла за него и ее отдали.
Девушка не хотела сначала о том и мыслить, но не так думала ее мать и ближайшие родственники, и как была она очень недостаточна и одинока, то почитали сие выгодною для нее партиею и убедили наконец и самую девушку склониться выттить за сего престарелого адониса. И тогда дали они только что свое слово и назначили, чтоб чрез день после оного, быть в доме у г–жи Хотяинцевой сговору.
Но как не имела она из мужчин никого у себя ближнего родного, а с женихом хотели быть многие знаменитые люди, то и убедили все меня принять на себя все гостеприимные при сем случае хлопоты и распоряжения, и отправлять при сем сборном сговоре в доме ее должность хозяина.
По любви их к нам и взаимно нашей к ним я охотно на то и согласился; но сговор сей чуть было не стал мне очень дорого.
Будучи принужден переезжать несколько раз из дома в дом и для скорости в санках пошевенках и притом в домашних хлопотах выходить нередко с открытою головою на двор, простудил я оную и чуть было не нажил долговременной головной болезни. Это было первое, а во–вторых, подвергся было крайней опасности и чуть было при одном случае не убился до смерти.
