От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов
Гусев напомнил:
– Советское правительство не создавало правительства в Австрии, а лишь не препятствовало австрийцам создать правительство, которое могло бы оказать помощь в борьбе против немцев.
– Я не критикую австрийское правительство, – пояснил Черчилль. – Может быть, оно и неплохое, но создано оно сепаратно от союзников. Четвертое. Берлин. Вы не пускаете нас в Берлин. Вы хотите сделать Берлин своей исключительной зоной.
– Ваши утверждения не имеют основания, так как мы имеем соглашение о зонах оккупации и управлении «Большим Берлином», – заявил Гусев. Мог бы еще добавить, что британцы и американцы в те дни вообще занимали значительную часть советской зоны оккупации и никого туда не пускали.
Черчилль перешел к вопросу о Польше и заговорил с еще большим раздражением:
– Пятое. Польша. Польские дела все ухудшаются, и я не вижу пути к удовлетворительному решению.
Наш посол попытался дать свои разъяснения, но Черчилль не захотел его слушать, вновь заговорив о серьезности положения:
– Ваш фронт проходит от Любека до Триеста. Вы держите в своих руках столицы и никого туда не пускаете, положение в Триесте угрожающее, польские дела загнаны в тупик, общая атмосфера накалена. Все это не может не вызвать у нас тревогу.
– Вам хорошо известна позиция советского правительства, которое не предъявляет каких-либо территориальных претензий и не претендует на европейские столицы, – парировал Гусев. – Наш фронт не проходит до Триеста. Там войска маршала Тито, и мы не отвечаем за его действия. Но и он, и югославский народ своей борьбой заслужили почетное место среди Объединенных Наций.
– Я знаю, – бросил Черчилль. – Вы являетесь великой нацией и своей борьбой заслужили равное место среди великих держав. Но и мы, британцы, являемся достойной нацией, и мы не позволим, чтобы с нами обращались грубо или ущемляли наши интересы. Я хочу, чтобы Вы поняли, как мы обеспокоены существующим положением. Я приказал задержать демобилизацию воздушного флота.
На этом Черчилль быстро свернул беседу, извинился за свою откровенность и ушел, сославшись на необходимость провести срочную встречу с лидером лейбористов Климентом Эттли о предстоявших парламентских выборах.
Гусев сел за отчет о встрече: «Во время своей речи Черчилль говорил о Триесте и Польше с большим раздражением и нескрываемой злобой. По его поведению видно было, что он с трудом сдерживает себя. В его речи много шантажа и угрозы, но это не только шантаж. После выступления Черчилля по радио 13 мая английская пресса взяла новый антисоветский курс в освещении всех европейских событий, пытаясь объяснить все возникшие трудности позицией СССР. Речь Черчилля была директивой для прессы. В парламентских кругах польские агенты ведут разнузданную антисоветскую кампанию и требуют новых прений по польскому вопросу. Иден уже заявил в палате общин, что после каникул состоятся прения по международному положению. Можно ожидать, что эти прения будут превращены в большую антисоветскую демонстрацию с целью нажима на СССР с применением угроз. У нас пока еще нет точных сведений о целях приезда Эйзенхауэра и Монтгомери в Лондон, но имеются основания полагать, что они были вызваны для обсуждения и оценки соотношения военных сил союзников и СССР.
Учитывая создавшуюся обстановку, нам необходимо иметь в виду, что для Черчилля война является его родной стихией, что в условиях войны он чувствует себя значительно лучше, чем в условиях мирного времени.
Во время завтрака Черчилль упомянул, что сейчас перед правительством Великобритании возникла большая проблема, как прокормить немецких военнопленных. На мой вопрос, какое количество военнопленных немцев находится сейчас в руках Союзного командования, Черчилль ответил, что общее количество превышает 5 миллионов человек… Предполагается, что часть немецких военнопленных, возможно до 600 тысяч человек, будет использована на сельскохозяйственных работах в Германии с тем, чтобы уменьшить продовольственные трудности в предстоящую зиму в Германии. Черчилль предполагает в ближайшее время иметь двухнедельный отпуск и, возможно, проведет его во Франции».
На самом деле у Черчилля на немецких военнопленных тогда были другие виды, и задерживал он демобилизацию не только авиации.
В те дни он давно уже замышлял «Немыслимое».
Мало кто так хорошо знал настроение и мысли Уинстона Черчилля, как его дочь Сара, ставшая вопреки сопротивлению отца актрисой. В ее воспоминаниях немало ценных наблюдений в отношении психологических – и не только – факторов возникновения холодной войны. «Не все понимали настроение и поведение Уинстона Черчилля в год окончания большой войны, – писала Сара Черчилль. – Казалось, можно расслабиться и радоваться, приложить все силы, чтобы восстановить разрушенное, разорванные войной связи, наконец, просто наслаждаться мирной жизнью вместо того, чтобы постоянно ждать новых ударов… А Уинстон Черчилль твердил о какой-то опасности, о каких-то проблемах, кроме восстановления разрушенного…
Отец не говорил об этом перед прессой или с трибуны, чтобы не унижать нашу нацию, но часто говорил дома. Быть на вторых ролях для Британии, столько лет довлевшей над миром, унизительно, и все же растущую роль Америки отец воспринимал спокойно, объективно признавая, что пострадавшая Англия не может тягаться с поднявшейся Америкой.
Куда больше Черчилля беспокоило другое. Англия не просто потеряла лидерство в мире, она потеряла его в Европе. Победив Германию, вдруг оказаться вторыми после России, да еще прихватившей пол-Европы и насаждающей там социализм… От этой России можно отгородиться только одним».
В 1998 году государственный архив Великобритании рассекретил документы, из которых явствует, что еще весной 1945-го Черчилль дал поручение военным подготовить конкретные предложения о том, как остановить русских в Европе. «Не прошло и недели после капитуляции Германии, как Черчилль созвал своих начальников штабов, – пишет известный британский историк Энтони Бивор. – Он поразил их вопросом: можно ли отбросить Красную армию назад, чтобы обеспечить „справедливость для Польши“?»
– Это наступление, – сказал Черчилль, – должно состояться 1 июля, до того, как военная мощь союзников на Западном фронте будет ослаблена демобилизацией и переброской соединений на Дальний Восток.
Скорее всего Бивор ошибался в дате, когда Черчилль поручил разработать план войны с СССР. Знаток вопроса О. А. Ржешевский справедливо замечает: «Время, когда премьер-министр дал поручение о разработке плана операции, не указано, но, учитывая сложность его подготовки, характер и объем самих документов, есть основания полагать, что задание премьер-министра было получено планировщиками не позднее апреля 1945 г.»
Черчилль поручил разработать планы войны с СССР, кодовое название операции – Unthinkable («Немыслимое»). Этот план, подготовленный Объединенным штабом планирования военного кабинета –
