Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Прошло пять лет. Наши войска опять собрались брать Гёргебиль, и вот, в одну из темных дагестанских ночей, пришел в русский лагерь худой, как смерть, оборванный акушинец. Солдаты схватили его, думая, что это лазутчик. «Какой же я, братцы, лазутчик! – сказал он слабым голосом. Я унтер-офицер Тифлисского полка, был в плену и не чаял, что доберусь сюда. Как заслышал, что наши идут брать Гёргебиль, так просто душа хотела выскочить от радости. Крепко меня держали, а все-таки задумал я бежать. На ту пору захворал лихорадкой, так перестали сажать ночью на цепь: он, дескать, больной, куда ему уйти! А я во, и ушел: все больше ползком, ползком…» Солдаты и офицеры обступили беднягу; всем хотелось узнать, как и когда он попался в плен. Оказалось, что это был единственный, чудом уцелевший, солдат из славных защитников Гёргебиля. Знали, что уцелело двое офицеров, а про солдата никто не слыхал. Он рассказал следующее: «Когда посыпал в укрепление неприятель, все равно, что горох из мешка, майор сразу увидел, что пришел капут. Взял он фитиль и пошел в парк: “Прощайте братцы, до скорого свидания!” – говорит. Мы было все за ним, да мехтулинцы и подлые акушинцы обступили нас со всех сторон. Было их человек по сорок на одного нашего. Как зачали они нас рубить – и порешили всех бы до единого; только недолго тешились. Что-то треснуло, бухнуло огнем, стряслась земля, а дальше я уж ничего не помню, обеспамятел. Очнулся я в овраге; на мне и кругом видимо-невидимо убитых, разодранных людей. Пробовал я из-под них вылезти – моченьки нет; я и застонал. Ко мне сейчас бросились, хотели зарубить, да старший не позволил: велел осмотреть мою рану и лечить. С месяц пробыл я с ними в ауле; которые из них остались поправлять укрепление, другие ушли в горы; эти взяли и меня с собой. Днем я работал, ночью сажали на цепь, как собаку… Наконец-то я дожил до радости добраться к своим! Эх, кабы теперь еще был жив наш майор!..» – и слезы градом потекли по изнуренному, страдальческому лицу доброго солдата.
Гонец майора Шаганова, Александр Павлов, узнав о гибели своих товарищей, так затосковал, что хотел наложить на себя руки, но за ним следила акушинка и вовремя спасла его от греха. Это была кроткая и редкой доброты женщина. В скором времени она приняла святое крещение и, обвенчавшись с Павловым, осталась для него тем же верным другом, каким была и в горах Дагестана.
Кюрюк-Дара
В то время, когда англичане и французы свозили свои войска в Цареград, приготовляя высадку на берега Крыма, небольшая кавказская армия победоносно наступала в глубину азиатских владений Турции. Это была славная армия, прошедшая трудную боевую школу, обученная в горах и ущельях Кавказа и, под начальством своих доблестных вождей, способная на такие подвиги, какие редко встречаются в летописях военной истории. Ядром этой армии служили кавказские гренадеры – пехота, с которой можно сравнить разве только старую гвардию Наполеона; украшением кавалерии были нижегородские драгуны. Не только офицеры, но каждый солдат этого полка знал отлично свое дело, не теряясь во всех трудных случаях, каких на Кавказе не оберешься. Совершая беспрестанно усиленные переходы, нижегородцы, иногда оборванные, почти босые, но всегда готовые встретить неприятеля, не расставались с оружием даже на своих квартирах. Турецкая армия, собранная против нашей границы и известная под именем Анатолийской, была лучшей из всех войск, которыми располагала Турция. Здесь находились солдаты, привыкшие к боям против курдов, лазов и других воинственных народов Азии; в этой же армии были храбрые арабистанцы, принадлежавшие к войскам гвардии. Турецкая пехота вообще хорошо держалась в бою, даже под огнем артиллерии; и артиллерия была не худа; зато кавалерия – гораздо хуже. Уланы, на своих маленьких бессильных лошаденках, потешали наших солдат своим жалким видом; курды и баши-бузуки нападали, правда, смело, порывисто, но так как никогда не получали поддержки, то скоро перестали верить в свою силу. В Анатолийской армии к середине лета считалось 45 батальонов пехоты, 38 эскадронов конницы, 84 орудия и до 14 тысяч баши-бузуков, всего же около 60 тысяч. В нашем Александропольском отряде было втрое меньше, хотя орудий почти столько же.
15 июня 1854 года русский корпус выступил из Александрополя и потянулся по дороге к Карсу на армянское селение Мешко. На первом привале показалось облако пыли, скрывавшее толпу всадников: войска стали в ружье – это был князь Бебутов, корпусный командир. Радостными криками встретили и проводили солдаты своего любимого начальника, которого, по старой кавказской привычке, называли по имени и отчеству, Василием Осиповичем; его сопровождали князь Барятинский, генерал Белявский, Багговут, полковник Ольшевский и несколько адъютантов. После обеда начался молебен. Горячо молились солдаты, не раз оглядываясь в ту сторону, где протекал Арпачай. Там оставалась родина, впереди – война, походы и битвы, награды и увечья, слава и смерть. Вот забили барабаны, шапки надеты и весь корпус стал вытягиваться в походную колонну. На девятый день похода войска стянулись на позиции возле селения Кирюк-Дара. Всякий знал, что неприятель недалеко, и всякий чувствовал, что тут, на этой равнине, покрытой густой, сочной травой, разыграется кровавая битва. Влево от нашей позиции возвышалась гора Караял, от которой понижался длинный ряд холмов, окаймлявших эту луговую равнину, за холмами на большой Карской дороге, верстах в 15 от русского лагеря, стояла Анатолийская армия. От нечего делать, турки копали рвы, возводили бруствера, рассчитывали, в случае неудачи, за ними укрыться. Наши также укрепили свою позицию. На вершине горы Караяла был заложен небольшой редут, в которой посылали каждую ночь пехоту, а для поддержки ставили внизу эскадрон кавалерии.
Прошло две недели; кроме небольшой схватки, на аванпостах все было тихо. 10-го июля, на самом рассвете, барабаны забили тревогу. Встрепенулся отряд, войска стали в ружье и увидели, что на одной из окрестных гор показалась турецкая конница; самые большие силы скопились как раз против лагеря нижегородских драгун. «Ну, что, нижегородцы, спите?.. Вставайте! Постойте-ка, мы разбудим вас!» – так кричали наши изменники. Лихие нижегородцы вскочили на коней, и турки тотчас успокоились. Но
