Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)
– Хорошо, отец, пусть будет так, как ты хочешь, но, на мой взгляд, наверху особой удачи не будет, не то что здесь, в конюшне. Лошадь доверяет мне, а без этого бог не может снизойти.
– Знаю, Федра устала и раздражена; не сомневаюсь, на особую благодарность нельзя рассчитывать. Тем не менее сходи, от этого не умирают.
Помню, мы обменялись улыбками.
Мы шли по двору, и я думал о том, что сын все чаще и чаще с почтением говорит об Аполлоне. Некогда он знал только одну владычицу. Впрочем, поклонению Пеану его должны были обучить в Эпидавре; в конце концов, Аполлон с Артемидой брат и сестра.
Женщины Федры лишь чуть раздвинули занавески; причесанная, она полусидела, опираясь на свежие подушки, глаза были подведены синевой. Мой мальчик остановился возле постели с видом новым для меня – неловким и нескладным. Крупные длинные руки его висели по бокам тела, как будто бы погрузившись в собственные раздумья. Он пробормотал какие-то слова, выразившие сочувствие к ее страданию.
Я был рад тому, что она ответила вежливо:
– О, боль приходит и уходит. Сегодня мне особенно плохо, и я уже опробовала все средства, но безрезультатно. Приходится обращаться к тебе; постарайся же ради меня.
Ипполит углубился в себя, как это делают целители, а потом положил ладонь на ее чело и замер, словно бы вслушиваясь. Она закрыла глаза. Наконец он положил обе ладони на виски Федры и, хмурясь, чуть сжал ее голову. Он уже собрался отойти, но Федра задержала на своей голове его руки. Наконец Ипполит шагнул назад и покачал головой со словами:
– Прости, наверно, отвар ивовой коры все-таки сможет помочь тебе.
Она открыла глаза и сказала:
– Но ведь все прошло!
– Прошло? – Он с вниманием наклонился к ней. – Странно, я так и не сумел ощутить твою боль. Но раз тебе лучше, я рад. А теперь надеюсь, ты уснешь. До свидания.
Когда мы вышли, я сказал:
– Приношу тебе благодарность от лица Федры, она ведь забыла сказать спасибо.
Ипполит с улыбкой ответил:
– Бог все сделал сам. Хотелось бы знать, каким образом. Пойду займусь лошадью, это дело несложное.
За следующие несколько дней Федра посылала за Ипполитом раз или два. В первый раз я проводил его, а во второй дела помешали, и я отослал его вместе с посланницей-служанкой. На следующий день Федра вновь прислала за Ипполитом, но он уже уехал кататься, прихватив с собою младшего брата. В конце концов, сказал я ей, Ипполит и задержался ради него; им осталось провести вместе не так уж много времени.
У меня еще были дела в Халаях, приходилось разбираться с межами, которые перепутались почти столетие назад. Большей частью я проводил свои дни именно там, ведь слишком многое было пущено мной здесь на самотек в пору скитаний. На следующий вечер Федра вновь прислала за Ипполитом – он был дома, но не захотел идти к ней. Я спросил его о причине и получил короткий ответ:
– Я послал ей лекарство. Оно будет полезнее моего присутствия.
– Возможно, – отвечал я. – Но сходи любезности ради… и для покоя в доме.
– Тогда давай сходим вместе, – отвечал он. – И вдвоем навестим ее.
– У меня нет времени, – отвечал я, пожалуй, излишне резко. Ему не подобало напоминать мне о моих обязанностях. – Ступай, пока еще не слишком поздно.
Он ушел со служанкой. Мы только что поели, Ипполит оделся для выхода в зал и украсил себя большим золотым ожерельем. Его облик и теперь стоит у меня перед глазами, хотя тогда я почти не обратил на него внимания… Пояс его украшали лазурит и коралл, чисто вымытые волосы блестели, от него пахло банными благовониями.
Я рано поднялся наверх вместе со своей сицилийкой и наутро сразу же направился на совет. Я хватился Ипполита лишь около полудня; слуга сообщил, что он не пришел ночевать и еще не вернулся.
Ничего особенного, учитывая его привычки; но я отправился узнать у Федры, исполнил ли он мое приказание, прежде чем оставить дворец. Одна из служанок критянки пробежала мимо меня в слезах, с отметинами, оставленными палкой на теле. Федра выглядела скверно, словно бы не спала всю ночь, и в покоях ее все буквально было перевернуто вверх дном. Она поглядела на меня едва ли не с ненавистью – однако кто мог бы ей сейчас угодить – и ответила:
– Откуда мне знать, где твой сын, да и какое мне до него дело? Пусть бродит где хочет, вчера он вел себя дико и грубо.
– Грубо? – переспросил я. – Это на него не похоже. И что же он говорил?
Она продолжала браниться, нисколько не заботясь о здравом смысле. У Ипполита нет сострадания; целительский дар он использует, чтобы угождать своей гордыне; вообще, кто учил его, какой-то несомненный невежда; он бросил ее в худшем состоянии, чем было, когда он пришел. И теперь весь день ей суждено страдать. Лучше бы он вообще не подходил к ней, но пусть придет, чтобы извиниться. И так далее. Я вспомнил побитую служанку и решил, что она делает много шуму из ничего, однако обещал поговорить с парнем, когда он обнаружится дома. Тут она вздрогнула и спросила, куда он ушел. Теперь я смог увидеть ее лицо лучше: Федра осунулась, и ее как будто бы лихорадило, но в отличие от обычной женщины нездоровье заставило ее помолодеть. И куда только сгинул ее непременный покой. Невесть откуда появившаяся хрупкая дикарка напомнила мне прежнюю капризную девочку из Лабиринта, ее влажные волосы на подушке и распухшие от слез глаза.
– Он вернется домой, – отвечал я, – когда устанет или проголодается. Ты знаешь Ипполита. Ну а тогда я укорю его. А пока обратись к настоящему врачу, знающему все фокусы своего дела, пусть он даст тебе снотворное средство.
Она вдруг схватила меня за руку и прильнула к ней с рыданиями. Не зная, что сказать, я только погладил ее по голове.
– Тесей! Тесей! – простонала Федра. – Зачем ты увез меня с Крита?
– Чтобы ты удостоилась подобающих тебе почестей. Но ты можешь вернуться к себе, если тебе станет от этого легче.
Вздрогнув всем телом, Федра вновь припала к моей руке. Я даже ощутил ее ногти.
– Нет-нет, не сейчас! Я не могу оставить тебя, Тесей. Не отсылай меня, или я умру. – Глотнув сквозь рыдания, она добавила: – Я слишком больна, и море убьет меня.
– Не волнуйся, – отвечал я. – Против твоей воли ничего сделано не будет. Поговорим, когда тебе станет лучше.
В присутствии служанок разговаривать не подобало. Я вышел и послал за врачом, но мне сказали, что он у царевича Акаманта, который весьма занемог. Меня как раз разыскивали, чтобы известить об этом.
Я отправился в его комнату и едва не задохнулся уже в дверях. Помещение полнилось паром целебных трав, которые слуга лекаря настаивал в котле. Чадил очаг, и рабы, кашляя, разбирали его. Я едва мог видеть мальчишку: синий от натуги, он сидел на кровати, пока лекарь прилепливал что-то ему к груди. Я спросил сына, давно ли он заболел; едва выдавливая слова, тот ответил, что со вчерашнего вечера.
