Ратибор. Капель первого круга - Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин
Глядя на своих сотоварищей и осторожно прикасаясь к ноющей щеке, я примирительно сказал: «Други мои, не винитесь! Поскольку нету вашей заботы в том, чтобы летучего змия зреть или хорониться подле него, ожидая смерти. Я сам виноват, что не заметил поганца! Сейчас мне нужно спешить на хутор, что бы спасти, выжившего игрунка. Однако вам, должно присматривать здесь, чтобы нечаянного змия, от лесного зверья сберечь. Покуда мы с дедом Микулой, сюды не воротимся. Уразумели?!». Засим, я водрузил тяжёлого горбунка на плечи и скорым шагом, отправился к нашему подворью. До которого, от Перуновой поляны, было совсем не далече, пару вёрст.
Глая копошилась во дворе, а деда Микулы, не было видно. Увидев жеребёнка на моих плечах, она удивленно вскинула брови и тревожно сказала: «Ратин! По што ты конька, таскашь на себе?! Нечай сей прибыток, потянет пуда на три. Сымай скорей! Небось ты его с ланью спутал, да по ошибке стрелил?». Глая подошла ближе, внимательно приглядываясь. «Никого азъ, не стрелил! Неужто вы не видите, что живой он! – отозвался я, стараясь не поворачиваться к Глае, припаленной стороной лица. – Сего несмышлёныша, Горний змий, в когтях на Перунову поляну принёс! Правда, как только коварный аспид, решил спалить меня в пламени, то скинул мальца на землю. Примерно с четырёх саженей! Как только он не зашибся!».
«Змий?! – прабабка серьёзно, поглядела на меня, – Не выдумываешь? Ведь их давно, во всём белом свете, не отыскать! Ладно, пущай так, но што потом сталось, куда он запропастился?». Мое тело ломило от тяжести, однако куда снимать ношу, пока было неведомо. «Издох, сей василиск смердящий и сейчас под Перуновым дубом лежит. Токма прежде, он мне лук памятный спалил!» – не удержавшись, в сердцах, пожаловался я.
«Скорее! Ложи его сюда, на чистую ряднину. Глядеть начну! – вдруг спохватилась и по военному строго, скомандовала прабабка. – Беги в терем, Ратин! Неси тряпицы чистые, вино в малой склянице и пучёк травы-здравицы. Всё на полке в сенях найдёшь. В горницу загляни, кликни Микулу Гурьяныча! Пущай Серка запрягает, по змиеву душу ехать. Поспешай!». Когда я осторожно снял, малыша с плеч, то сразу понял, причину Глаиной горячки. Поскольку яд аспида, попал в кровь горбунка и теперь он, начинал засыпать, вечным сном. Посему не мешкая, я ринулся в дом .
Вокруг конька, началась деловитая суматоха. Я кипятил воду и заваривал травы, а Глая промывала и обрабатывала раны. Которые затем, аккуратно зашила. Вот только на лечении души, исцеление жеребёнка, не закончилось. Поскольку моя прабабка, не только травный лекарь и врачеватель, но также искусная волошица! Так что, нашёптывая и поводя руками над жеребёнком, Глая уверенно освободила его дух, от страшных воспоминаний неволи.
К тому времени, когда прабабка закончила исцеление малыша, Микула запряг Серка в телегу. В которую положил три лагушка, лопату и топор с веревками. Затем не трогая возжи, гаркнул: «Серко, пшёл! Тяни по малу». Приглашая меня взглядом, на ходу, запрыгивать в набитую сеном, телегу. Правда мудрая Глая, остановила деловито кипучего, но кое-что не предусмотревшего, деда. Под предлогом того, что заметила на моей щеке ожог, который быстро, но незамедлительно, нужно полечить. Мы воротились в терем. В трапезной, она вручила мне мазь и заставила мазаться. В то время как сама, мигом обернувшись, собрала нам в дорогу, суму со снедью, солью и травами. Засим, наша ватага тронулась в путь. Семаргл привычно нёс на спине Семаргла и бежал впереди. Микула Гурьяныч, задумчиво нахмурившись, правил Серком. Правда изредка, приподнимая кустистую бровь, он поглядывал на меня. Пока телега, подскакивая на ухабах, петляла по стезе между деревьями, я погрузился в воспоминания.
Которые, сменяя друг друга, произошли с нами, за четыре лета. Начиная с тех пор, как мы с прабабкой Глаей, поселились на хуторе Микулы. Поскольку нынче зацвела леля, шесть тысяч шестьсот семдесят четвёртого лета. Затянувшейся годины в Западных землях Рысичей, которая пока, обходила Листвень и наш хутор, другой стороной. Так как теперича, за отсутсвием в сих землях, прежней Велико-Тартарской Державной Власти, многие Половецкие ханы, стали разбойничать в Киевских землях.
В то время как, Ромейский ставленник и ныне опальный в Киеве, князь Ростислав Мстиславочич, готовил возмездие в Смоленском княжестве. К которому вдруг, он присоединил Латышско-Литовский Витебск и затем, начал поспешно собирать дружины. С помощью которых, под предлогом защиты Киевских земель от Половецких находников, он готовил своё захватническое возвращение, на Киевский престол. Посему здешний Галицкий князь, Ярослав Владимирович, отправил своему опальному родственнику, сыну Шведской принцессы Христины Ингесдоттер, могутную дружину в Канев. Правда якобы, для защиты торговых судов на Днепре от разбойников.
Начиная с первого лета, жизни в Галиции, мы начали прирастать хозяйством. Наша дружная семья крепла, не по дням, а по часам и готовилась к скорым холодам. Сперва мы поправили крышу и заново проконопатили, бревенчатые стены, обветшалого терема. Затем подновили тын и пристроили тёплые, просторные сени. В которые Глая, незаменительно поселила кур, во главе с задиристым петухом Петяном Коковичем! После чего, пару лет назад, мы построили тёплые и просторные стайки. В которых нашлось место курям, дюжине породистых овец и корове Зорьке.
Так повелось, что наш вредный петух, признавал только прабабку и деда Микулу. В тоже время на нас, остальных членов семьи, он устраивал неожиданные нападения! Особенно туго приходились Питину, пока однажды, он не рассвирепел и не задал Петяну Коковичу, трепку. Во время которой, гонял задиру по всему двору и время от времени, награждал увесистыми тумаками. После чего петух, два дня не показывался из курятника и только на третий день, вылез во двор. Правда более не приближался к коту, ближе косой сажени.
Через пол часа, ухабистой езды, мы прибыли на место. На Перуновой поляне, нас встретила ушастая стража. Кот привычно сидел, на загривке виляющего хвостом Семаргла и изредка, брезгливо шипел, в сторону туши. Молодой пёс, смущённо смотрел на меня, чихал и пытался лапой, отогнать смрадный запах змия, от своего чувствительного носа. Теперь, он заматерел и бил в сватках, приблудных волкодавов.
Душа Семаргла, стал разительно выделяться, среди прочих псов. Благодаря белому пятну на широкой груди, в виде раскинувшей крылья, чайке. При том, что твёрдой поступью, он был обязан, своим широким и крепким лапам. За ухоженной шерстью которого, тщательно следила Глая, вычёсывая пух на варежки. Раньше, я всегда думал, что