Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Карта походов А.В. Суворова
Народ, узнав, что ждут Суворова, повалил толпами за город. С радостными криками окружили итальянцы экипаж фельдмаршала, водрузили на нем знамя и многотысячная толпа открыла шествие, шумное, торжественное, выражая свой восторг со свойственной итальянцам живостью. С трудом добравшись до своей квартиры, Суворов быстро вбежал на лестницу, переоделся в фельдмаршальский мундир и вышел в приемную, где его ожидали городские и военные власти. На приветствия от граждан Суворов отвечал, что государь прислал его выгнать французов, защитить троны и веру, дать народам мир, тишину. «Прошу, ваше высокопреосвященство, молитесь Господу за царей-государей, за нас и за все христолюбивое воинство. А вы будьте верны Богу и государевым законам», – прибавил фельдмаршал, обращаясь поочереди к епископу и ко всем городским властям. Затем Розенберг стал называть присутствующих генералов, переходя от одного к другому. Суворов стоял навытяжку, зажмурив глаза: «Помилуй Бог! Не слыхал, познакомимся!» – говорил он, делая поклон тому генералу, которого раньше не знал. Розенберг назвал Милорадовича. Суворов встрепенулся: «А! Это ты Миша! Михайло! Знаю вас таким – и Суворов показал на аршин от земли – и едал у вашего батюшки пироги! О, да какие были сладкие! Помню, помню, как вы ездили верхом на палочке. Поцелуемся, Михайло Андреевич! Ты будешь герой! Ура!» – «Генерал-майор князь Багратион!» – продолжал Розенберг. Тут фельдмаршал снова открыл глаза и торопливо спросил: «Князь Петр? Это ты Петр? Помнишь ли… под Очаковым?.. с турками?.. В Польше?..». Тут он расцеловал его в глаза, в лоб, в губы, прибавив: «Господь Бог с тобой, князь Петр!». Багратион был тронут до слез ласками фельдмаршала: «Нельзя не помнить, ваше сиятельство, того счастливого времени, когда служил под вашим начальством!». На другой же день Багратион выступил из Вероны. Войска шли бодро, с песнями; их провожали пешие и конные, повозки и кареты. Многие итальянцы втискивались в ряды солдат, пожимали им руки, угощали хлебом, вином, табаком; отсталых подвозили в экипажах. Таков был первый поход русских в Италии. В городе Валеджио австрийские генералы собрали свои войска на смотр Суворову.
Более часа он внимательно глядел на проходившие мимо него батальоны, и когда смотр кончился, сказал Мелассу: «Шаг хорош – победа!». Действительно, австрийские войска были хороши; их 86-тысячная армия большей частью состояла из старых солдат, хорошо одетых, исправно вооруженных, содержимых в порядке и строгой дисциплине. Австрийская пехота того времени строилась для боя развернутым фронтом, побатальонно; колонны употреблялись только в походе.
Главное действие пехоты заключалось в стрельбе из сомкнутого строя; для рассыпного строя употреблялась легкая пехота, вооруженная винтовками. Конница так же, как и пехота, строилась в три шеренги; в бою стояла на флангах и бросалась в атаку с места, прямо с саблями. Но австрийские генералы не умели приспособляться к местности и, кроме того, слишком растягивали свои войска, в расчете охватить фланги неприятеля. Привыкши ходить на помочах, как прикажут в Вене, они действовали вообще робко, нерешительно, от чего проигрывали битвы, особенно при встрече с таким противником, как французы. В обеих французских армиях, их которых одна находилась против австрийцев, а другая в южной Италии, был большой недостаток в продовольствии, обуви, даже в одежде; солдаты ходили в лохмотьях и зачастую голодали, – о них мало заботились. Но зато их молодые и талантливые генералы привыкли действовать смело, решительно, не придерживаясь правил военного искусства, завещанные Фридрихом Великим. Они ловко передвигали войска, приспосабливались к местности, искусно пускали в дело стрелков, водили в атаку колонны, и все это живо, умело, вовремя. Стрельбу производили не сомкнутым строем, как австрийцы, а больше рассыпным; целые батальоны рассыпались, имея сзади сильные резервы. Особенно это было удобно в местах лесных и гористых: густая цепь стрелков подготовляла успех, после чего колонны бросались в штыки и почти всегда прорывали тонкий строй австрийцев. Еще нужно прибавить, что французы совершали переходы быстро и налегке, без обозов, без палаток, появляясь совершенно неожиданно, то впереди, то на флангах малоподвижного противника. В виде его они переходили реки, наводили мосты, взбирались на кручи, таща на руках орудия, и кидались в битву смело, беззаветно. Одолеть французов могли только русские войска под начальством Суворова. Он обучал своих солдат почти так же, как обучали французы. Суворов приучал солдат ничего не бояться: «Испуган – наполовину побежден; смерть бежит от сабли и штыка храброго; счастье дается смелому и отважному; кто ожидает нападения, тот уже почти побежден. В атаке не задерживать. Неприятеля поражать штыками, саблями, пиками. Когда же неприятель сколот или срублен, тотчас его преследовать, не давая ему времени опомниться, собраться, устроиться. Быстрота и натиск – душа войны». Суворов также часто бросал обозы, сажал свои войска на подводы, или же шел сам впереди, не обращая внимания на отстающих: «Я действую не по часам», – говорил он, а минутами: одна минута решает исход баталии». Таковы были главные правила, которых держался великий полководец. По нему были и войска: они не ходили, а летали, не зная никаких преград – горы ли, реки, болота, сыт ли, голоден солдат – все равно: «Где проходит олень, там пройдет и солдат». В бою войска дрались со смелостью изумительной; они дрались, как отчаянные, а «ничего нет страшнее отчаянных», как сказал однажды сам Суворов. Один иностранец говорил, что русские войска тверды и устойчивы, как бастионы. Однако австрийцы были недовольны, когда Суворов велел русским офицерам преподать им главные правила своей науки. Они смотрели на русских свысока, потому что у них не было офицеров Генерального штаба, не было интендантских чиновников; русская конница была не так легка и подвижна, как австрийская артиллерия – тоже; большие
