Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
– О, ещё как! – пискнула Таисья, с ещё более ужасным мучением проглотив фунтовый кусок осетра, также затрамбованный в её рот царственной рукой при помощи скалки, – нам без тебя всю эту еду не осилить!
– Если бы только еду! – вздохнула Мамелфа, чуть не свалившись после корчаги мёда, выпитой под угрозой царской немилости.
– Да! Молодец, что пришёл, хоть и без тебя было хорошо, – заметила Улиания, надоевшая египтянке меньше других и благодаря этому не подвергшаяся мучениям. Эта самая Улиания показалась Рагдаю редкой красавицей. До Роксаны ей было далеко, но трём остальным боярыням далеко было до неё. Рагдай сел за стол. Горничные девки начали его потчевать. Но он был не особо голоден.
– Как тебе мой царский наряд? – поинтересовалась Роксана, выпив с ним красной густой клюквенной настойки, – не правда ли, он хорош?
– Да, он недурён, – кивнул головой Рагдай, – а откуда он в Новгороде взялся?
Тут произошла странная вещь. Четыре боярыни начали хохотать, топая ногами, молотя по столу руками и запрокинув головы. Три румяные босоногие девки вторили им. Роксана загадочно улыбалась, крутя на пальце золотой перстень с рубином.
– В Новгороде есть всё! – хрипло возгласила боярыня Светозара, как только все маленько утихомирились, – да, всё самое лучшее из всех стран! В нём даже царица отныне есть. Ты царицу видишь?
– Да, вижу.
– Значит, и нам она не мерещится! И мы думаем, что царице самое место – в Новгороде! Весь Киев уже лежал плашмя под её ногами, а Новгород – господин наш Великий Новгород, подчиняется княжескому наместнику. Вот так честь для славного города, что ведёт торговлю со всей Европой и славится ремеслом! Я говорю точно – бояре, купцы и мастеровые не хотят быть под пятой посадницы. Это вовсе не оговорка, друзья мои! К нам из Киева направляют сюда посадницу. И какую? Княжескую холопку с её сынком! Нужны нам они? Я так не считаю. Нам подавай царицу цариц! А холопку – вон! Пускай сидит дальше в Любече.
– Да ведь это открытый бунт, Светозара! – всплеснула ручками Улиания, между тем как босые девки запрыгали от восторга, – прямой, открытый военный бунт против Киева!
– Да, мятеж, – мрачно подтвердила Мамелфа. Таисья сделала вид, что ей стало плохо. Роксана поторопилась впихнуть ей в рот жареного краба. Краб захрустел в белозубом рту очень выразительно. Можно было подумать, что он не умер. Рагдай молчал.
– Нет, это не бунт, – хлопнула ладонью по столу Светозара, – мы ничего не решаем. Мы выражаем мнение. Я хочу, чтоб Киев услышал твёрдое мнение двухсот тысяч могучих плотников, кузнецов, богатых купцов и знатных бояр! Я соберу на торговой площади вече. Да, завтра же соберу! Пусть вече решит, нужна ли нам здесь холопка.
– А это мысль! – скорбно простонала Таисья и вновь разинула рот, поскольку Роксана взяла в одну руку фазанье крылышко, а в другую – скалку, – славная мысль!
– Да, это идея! – пришла в восторг Улиания. Но затем ей пришлось умолкнуть, так как фазанье крылышко было скалкой втиснуто в её рот, а в рот Светозары засунута была грудка. Мамелфу, как и Таисью, царица на этот раз решила помиловать. Кое-как прожевав нежнейшее птичье мясо, хозяйка терема продолжала:
– Но я считаю, что госпоже Роксане неплохо было бы пару-тройку недель отдохнуть вдали от тревог. Она ведь с дороги утомлена! Сегодня царица примет подарки от горожан – самоцветы, золото и наряды из флорентийских тканей, а завтра…
– Открой рот шире, боярыня! – приказала Роксана, схватив кусок оленины. Но тут Рагдай взглянул на неё серьёзно, и озорство мигом прекратилось. Бросив кусок на стол, царица насупилась.
– Что ты нам скажешь, Роксаночка, если мы предложим тебе провести месяцок-другой в охотничьем домике близ Вороньего камня, за Рюриковым городищем? – кончила свою речь боярыня, утирая рот полотенцем, которое подала ей одна из девок.
– За Старой Ладогой, – уточнила измученная Таисья, – домик тот – мой. Стоит он на берегу речушки Чернавки, среди дремучих лесов. Там такая глушь, что никто не сунется. Рай земной, иначе не скажешь! Иволги, Жаворонки поют от самой зари до заката солнца, а по ночам соловьёв заслушаешься!
– Но там ведь дикие звери, в этом глухом лесу! – вскричала Роксана, – мне будет там очень страшно!
Четыре сплетницы возмущённо переглянулись.
– Ты, как мы знаем, не устрашилась ехать через всю Русь по лихим дорогам, звериным тропам и топким волокам! – подала нежный голосок Улиания, – а в лесу пожить тебе страшно?
– Я ехала не одна!
– А кто ж тебе, милая, говорит, что ты будешь жить одна в охотничьем домике? – удивлённо заметила Светозара, – там можно жить вчетвером! Я не допускаю мысли, что твой товарищ, Рагдай, который с тобой проехал несколько тысяч вёрст, теперь вдруг откажется разделить с тобой этот домик, чтоб не боялась ты по ночам слушать соловьёв. Что скажешь, Рагдай?
– Соловьёв бояться – в лес не ходить, – сказал бывший тысяцкий, нерешительно поглядев на Роксану. Та отвела от него глаза.
– Но вас было трое! – не унималась боярыня Светозара, – найдётся в домике место и для Талута. Верно, Таисья?
– А он не будет скучать? – вдруг обеспокоилась Улиания.
– Нет, конечно! Мы этого не допустим. Звери мы, что ли? Мы с ним отправим Прокуду. Это моя поломойщица. Я заметила, что Талут положил на эту дивчину глаз! Агарь мне сказала, что они ночью недурственно коротали время в чуланчике под парадной лестницей!
За столом и возле стола раздалось хихиканье. Не участвовали в нём только Роксана, которая взяла чашу с красной кислятиной, и Рагдай, который отведал мёда.
– Еду для вас и всё прочее привозить будут регулярно, – продолжила Светозара, – вам будет сытно и мягко. А я, тем временем, так улажу в Новгороде дела, чтоб не было здесь никакой Малуши!
– И сколько вёрст до этого домика? – поинтересовалась Роксана.
– Примерно дюжина вёрст.
Роксана задумалась, сделав пару глотков из чаши. Тут в трапезную палату вошла Агарь.
– Ну, что там стряслось, моя драгоценная? – с пьяной живостью повернулась к ней Светозара, – чую, народ шумит?
– Да, шумит! Хотят горожане видеть Роксану. Давай, буди её, говорят, нашу ненаглядную, время – к вечеру! И заморские гости очень хотят поклониться ей.
– Так и быть, разбудим! Вели отворить ворота.
Агарь поспешно ушла. Вскоре заскрипели ворота, и двор наполнился сотнями горожан всех чинов и рангов. Десятки тысяч остались за частоколом. Все беспокоились, волновались. Когда Роксана и Светозара вышли на балкон терема, глухой шум безудержной новгородской толпы превратился в рёв. Роксану в Новгороде любили давно. Её столь внезапное появление после ссоры со Святославом, после пленения печенегами, после слухов о её смерти, вызвало сумасшествие. И торговцы, и работяги славного Новгорода, и даже их жёны готовы были на
