Ночь музеев - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Вареньку отвлекли дважды: сначала к ней подошел мальчик и отвлек ее от грузной печали, обременявшей ее душу, затем женский голос, нарушаемый трубным звучанием зазвенел в ее ушах как колокольный бой, в то самое время пока она рылась в своей памяти, перебирая имена, случаи, происшествия, в надежде вспомнить кто был этот мистер Фредерик, но все было тщетно. Она уже хотела было спросить у мальчика напрямую, как вдруг отдаленный и очередной женский вопль, который как Вареньке показалось слышался лишь ей одной, перевел ход ее мыслей в другое русло. Варенька спросила:
– Кто такой этот Гриша?
Как многогранна и необыкновенна иногда впечатлительность ребенка даже такого рослого как Гриша. Стоит ли упоминать о том, как чудесен и ярок этот мир полный ощущений, энергии, жаждой познания и преисполненный настолько благой и необъятной радости что она вполне вправе накинуть на себя покров святого превосходства надо всякой вещью. Стоит ли упоминать о том, как безгранична, бескорыстна любовь в обличии юности? К кому была обращена эта внезапная любовь и кто так беспощадно потешался над мальчишкой, которому метнули молнию в сердце? Гриша был ошеломлен плачущей девушкой, она казалось ему воплощением идеала, силуэтом того, что люди называют прекрасным. Ее слезы обманывали его разум, ему виднелись струи дождя, низвергавшиеся с самых небес. Его сердце забилось в два раза сильнее обычного, а руки вдруг потяжелели с притоком крови, благодаря чему он мог ощутить более явственно дождливую прохладу, которая была не меньшим миражом чем и сам дождь. Он ничего не слышал до тех пор, пока она не произнесла его имя наделяя его своеобразным ореолом, вдыхая жизнь в самое обыкновенное и простое слово. Движение не прекращалось, но для мальчика не существовало более ничего кроме одной недвижимой фигуры. Ему хотелось разузнать ее имя, которое он вторил бы себе как стихотворение упиваясь сладострастным отголоском приятного ощущения, несомненно наступившего бы после очередного произнесения этого слова, отличающегося от его имени также как небо отличается от земли. Что мог он против этого чувства? Кем он был, когда сей необъятный порыв всевластной, неудержимой любви уносил его одной немыслимой волной, одним чудеснейшим движением в необозримую до сих пор страну неизведанную им ранее?
Гриша встрепенулся. До его ушей добрался звонкий, знакомый сыздетства тоненький голосок, который щекотал внутреннюю часть его уха и отзывался в голове определенной, характерной многим детям реакцией, вынуждавшей их, с пренебрежительностью относится к тому человеку чей голос и возбуждал эту реакцию.
– Спрячь, укрой меня! – Взмолился вдруг Гриша, обращаясь к не менее смятенной Вареньке.
– Я не могу, к тому же разве ты не любишь свою мать? – Спросила Варенька, взявшись руками за платье, не отдавая себе в том отчета.
– Она мне не мать. – Возмутился Гриша, – она плохая, прошу уведи меня от нее! – Любовь порой вынуждает на отъявленную ложь. Няня его по временам была строгой, но ее ни коим образом нельзя было назвать плохой.
– Постыдился бы, она же вся в слезах от горя! – С этими словами Варенька сдвинулась с места дабы сойти с моста на улицу, но Гриша, над которым сгустился мрак ее слов, его отвергающих, оказали пронзительное воздействие на мальчика, который до сей поры, всего за одно мгновение взлелеял надежду оказаться в полном распоряжении этой восхитительной девушки. И чувствуя возвышение какое посещает нас в самых радостнейших мгновениях наших жизней, Гриша предвкушал как он убежит вместе с этой девушкой от злой няни и одна только мысль о том что он будет идти подле нее, возможно даже держа ее за руку защекотала его под ребрами так неприметно что казалось будто бы он приподнял плечи от наступившей робости, нежели из-за того что он так искусно наплел себе. Теперь же, когда слова ее, этот немыслимый отказ, эта горячая рука что пощечиной вывела его из заблужденья, заставила его прийти в себя, очнуться от несбыточных надежд и принять как положено горькую правду.
Гриша наблюдал за тем, как она уходит. Он был ребенком, но чувствовал себя младенцем, которого оставила мать на попечение судьбы. Гриша чувствовал, как болезненно разрываются узы, протянутые им до нее. Стоило ей отступить на три шага от него как Гриша в одно мгновение нагнал ее и вцепился ей в руку, едва не повиснув на ней. Слезы мигом покатились по его щекам. Глаза словно увеличились в размерах. Развитый пением голос взял необходимую ноту – существуют дети, которые раздражают своими рыданиями, есть и такие которые способны растопить даже ледяное сердце единственно правильным всхлипом – Гриша обладал этой способностью.
Варенька скорее от недавно пережитого несчастья нежели внутренней злобы попыталась оттянуть свою руку, но Гриша так крепко вцепился в нее что ничего нельзя было сделать. Гриша, собственно, как и Варенька едва-ли мог дать отчет в своих действиях. Варенька была глуха по причине горького расставания, Гриша был слеп из-за неведомой доныне любви. Своим противостоянием они привлекли к себе лишнее внимание. Немая ссора перешла в словесную перепалку. Удивительнее всего было то, что голос Вареньки не уступал по грубости мужскому, с тем лишь малым отличием что он все-таки оставался женским, а потому казался более мальчишеским чем мужским. Пластичный же голос Гриши брал высокую ноту и соответственно более напоминал голос женский.
– Отпусти! – Вопила Варенька.
– Не буду! – Отвечал Гриша.
Со стороны все выглядело несколько иначе. Людям показалось, будто девчонка пытается утащить за собой мальчишку, а ее выражение лица, в котором отражалась скорбь и злоба не присущие ей, все же говорило само за себя. Мальчик же выглядел вялым и беспомощным возле рослой девушки. Сомнений быть не могло, тут затевалось неладное. Трубач наконец довершил первую мелодию и вялые аплодисменты послышались с другого конца моста, оттуда же раздался хриплый женский голос, который неустанно продолжал вторить имя Гриши. Таким образом, толпа, которая была свидетелем странной потасовки между мальчиком и девушкой, услышав голос бедняжки няни стала знаками направлять ее все ближе и ближе до тех пор, пока сама няня воочию не увидела, как ее Гришу тянет и чуть-ли не волочит за собой какая-то девчонка.
– Ах, Гриша! Воруют моего Гришу! Констебль! На помощь! – Дело в том, что няня Гриши была родом из Англии, но что за случай, из-за толпы мгновенно выступил полицейский, который одной рукой схватил мальчика за тонкий пиджак, а другой рукой взялся за старое платье Вареньки
