Поль Феваль - Горбун
– Наша жизнь принадлежит вам, вся, сколько ее не осталось! А если потребуется, то и смерть, – ответили храбрецы, прижимая руку к сердцу. Друзья не лгали. Радость от того, что Лагардер их простил, пьянила их не меньше, чем прекрасное бургундское, которым они себя утешали всю ночь. Бедная Аврора дрожала от страха, но боялась не за себя, а за своего любимого.
– Праздник закончился, – продолжал Лагардер, – посты у ворот еще не сняты?
– Наоборот, их усилили, – ответил Кокардас, – так, что мышь не проскользнет, серп им в жатву!
– Ясно! – в раздумье произнес Лагардер.
Внезапно он спросил:
– Вы случайно не знакомы с мэтром Ле Бреаном, – он служит консьержем у ворот Дворца Радости?
– Очень хорошо знакомы, – живо отозвался Кокардас и Паспуаль.
– Жаль, – разочарованно произнес Лагардер. – Значит, он вам не откроет.
Мастера шпаги не могли не согласиться с простой логикой этого заявления. Действительно, открыть им дверь мог лишь тот, кто с ними не был знаком.
За дальними кустами со всех сторон послышался шорох. Кто-то медленно к ним подкрадывался. Однако различить что-нибудь в такой темноте было не возможно.
– Слушайте внимательно, нельзя терять ни секунды. Нужно рисковать. Пан, или пропал. Третьего не дано. Обо мне больше не заботьтесь. Я с Божьей помощью выберусь. Изменю внешность, – меня не узнают. Вы должны вывести из сада девушку. Вместе с ней вы войдете в вестибюль дворцового крыла, где апартаменты регента, сразу повернете налево, пройдете длинным коридором, в его конце упретесь в дверь, за которой находится пост мэтра Ле Бреана. Маски у вас есть?
– Конечно, есть, а как же?
– Наденете и постучитесь. Когда Ле Бреан спросит «Кто?», скажете: «Рике Чубчик, что сейчас находится в садовой сторожке, просит нас выпустить на улицу». Он вам откроет. Будете меня дожидаться у часовни, что за северным фасадом Лувра. Все поняли?
– Все! – поспешно отозвался Кокардас.
Шорох в кустах становился явственней.
– И еще одно. Готовы ли вы, защищая эту девушку, если понадобится, положить свою жизнь?
– Крапленый туз! Да мы сметем с пути все преграды! – клятвенно прижав к груди руки, заверил гасконец.
– Мы будем сдувать с нее пылинки и отгонять комаров, – с несвойственным ему бахвальством прибавил Паспуаль, и затем оба в один голос:
– На этот раз вы останетесь нами довольны!
Лагардер, поцеловав Авроре руку; тихо произнес:
– Соберись с духом, милая! Это наше последнее испытание.
И она в сопровождении храбрецов отправилась ко дворцу. Им пришлось переходить через Поляну Дианы.
– Эгей! – оскалил зубы какой-то солдат. – Похоже, эта запоздалая гостья не очень спешит отыскать дорогу домой!
– Золотые мои, – не моргнув глазом, нашелся гасконец, – эта дама из кордебалета, – он весьма бесцеремонно раздвинул руками попытавшихся встать на пути гвардейцев и, ухмыльнувшись, прибавил:
– Нас ждет его королевское высочество.
Солдаты, захохотав, уступили им дорогу.
В тени апельсиновых деревьев, стоявших в больших кадках у угла дворцового крыла скрывались в засаде двое: Гонзаго и ему фактотум мсьё де Пейроль. Они поджидали Лагардера, который по их расчетам с минуты на минуту должен был появиться. Гонзаго что-то шепнул помощнику, тот дал знак группе вооруженных длинными клинками прятавшихся в кустах налетчиков, и они тихо отправились вслед за Авророй и ее телохранителями, которые в этот момент уже поднимались по ступенькам крыльца. Мсьё Ле Бреан, как и обещал Лагардер, открыл калитку во Двор Радости. Единственным, чего не предвидел шевалье, оказалось то, что консьерж открыл ее дважды: первый раз для Авроры и ее эскорта, второй – для Пейроля и его людей. Лагардер, кинься он немедленно после прощания с Авророй к домику садовника, возможно под покровом темноты успел бы там укрыться. Но он хотел своими глазами увидеть, как они войдут в вестибюль покоев регента. Для этого ему пришлось пройти почти до конца тропинки. Едва за Авророй и ее проводниками закрылась дверь, Анри бросился к старой липе. Но уже было поздно. Перед ним в нескольких шагах стояли гвардейцы.
– Эй, мсьё шевалье! – окликнул его молодой сержант срывающимся от волнения голосом. – Прошу вас, не оказывайте сопротивления. Это бесполезно. Вы окружены.
И это было чистой правдой. Из-за кустов со всех сторон слышались глухие постукивания мушкетных прикладов о землю.
– Что вам от меня угодно? – спокойно спросил Лагардер, даже не прикасаясь к рукоятке шпаги. Храбрец Бонниве, кошачьим шагом подкравшийся сзади, плотной хваткой обеими руками обвил Лагардеру грудь. Не делая никаких попыток вырваться, шевалье повторил вопрос:
– Что вам от меня угодно?
– Скоро узнаете, дружище, провалиться мне на этом месте! – ответил маркиз де Бонниве и тут же скомандовал:
– Вперед, господа, во дворец! Надеюсь, никто из вас не откажется засвидетельствовать, что именно я задержал легендарного Лагардера!
Их было человек шестьдесят, и они с неторопливой торжественностью, едва ли не на руках, как доблестного триумфатора, увлекли Анри в покои Филиппа Орлеанского. Наконец дверь за ними закрылась, после чего в саду не осталось ни души, если не брать в расчет достославного мсьё Барбаншуа, безмятежно спавшего тихим сном праведника на мокрой от предутренней росы траве. Что не говори, жаль беднягу. Так и простудиться недолго. Много ли старику надо? В то же время, как известно, «пьяному море по колено».
Глава 10. Западня
То, что носило название большого или первого кабинета регента представляло просторную залу, где глава государства встречался с министрами и членами регентского совета. Там имелись круглый стол, покрытый скатертью из китайского шелка, кресло для Филиппа Орлеанского, кресло для герцога Бурбонского, стулья для остальных титулованных членов совета и складные табуретки для секретарей и писцов. Над главным входом в кабинет красовался герб Франции с вплетенным орнаментом, символизирующим фамилию герцогов Орлеанских. Здесь каждый день после обеда решались государственные вопросы; не столько, собственно, решались, сколько на скорую руку стряпались. Регент обедал поздно. Оперные спектакли начинались рано. Для дел у него, как правило, не хватало времени.
Когда ввели Лагардера, в кабинете было много важных сановников. Похоже здесь в ночной час собрался высший трибунал. Господа де Лауманьон, де Трем и де Машо стояли по правую руку регента, сидевшего в кресле. Герцоги де Сен Симон, де Люксембург и д'Аркур сидели на стульях возле камина. У дверей стояли гвардейцы. Герой дня Бонниве первым делом принялся прихорашиваться у большого зеркала, отирая со лба пот.
