Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
– Куда? – спросил таможенник, придирчиво изучая документы.
– В Неаполь, на «Геркулесе».
– Предъявите багаж к досмотру.
Фирсанов широко раскрыл горловину мешка. Мужчина сделал несколько круговых движений руками.
– А это для чего? – спросил и сделал стойку, как охотничья собака. Медленно, как ядовитую змею, щепотью вытащил тряпицу с камушками.
Леонид рассыпал окатыши по стойке и стал жонглировать. Потом принялся доставать шарики из-за уха таможенника, из-за воротника и из карманов его кителя. Он всё время говорил что-то зажигательное, смешное, то удивлялся неожиданному возникновению, то весело журил за сокрытый, а то тактично смущался появлению из неположенного места. В конце импровизированного представления один из шариков эффектным броском отправился в корзину, а второй, от щелчка о стену, разлетелся на куски. В представлении была поставлена точка.
– В Европе работал в цирке, – воспроизвёл старую легенду Фирсанов. – Решил вернуться на манеж. Чтобы пальцы не потеряли гибкость, необходим ежедневный тренинг.
– Снимайте одежду, – с холодными глазами потребовал проверяющий. Он был свято уверен, что такой человек обязательно припас какой-нибудь подозрительный трюк. Сейчас уже имели один.
– Здесь?
– Я домой не зову!
Леонид моментально подчинился. Скрупулёзно и методично был проверен каждый шов на одежде, каждый дюйм под подкладкой. Но тщетно – ничего.
– Теперь что, все циркачи, как Барни Барнато, – посетовал разочарованный таможенник, – кинулись сюда?
Кто такой Барнато Леонид не знал, но скроил слегка виноватое лицо, которое говорило: «Как знать, может быть, и все. Но я-то уезжаю, и за всех не ответчик».
– Ладно, возвращайтесь в Европу и дурите там честным людям головы, – задетый за живое его честностью, мрачно посоветовал таможенник и подумал: «Чёрт возьми! Уходит! Скользкий, как рыба. Не взять за жабры. Жаль!»
– Обязательно, только там и нигде более! – сказал Леонид и спокойно вышел на причал.
Перевёл дух, чтобы унять дрожащие колени, и украдкой – а вдруг смотрят из окон – вытер испарину. Душу рвали напополам горечь и радость. Горечь за Франсуа. Как же так случилось! Но разорвись Леонид хоть на тысячи кусочков, он всё равно не мог ему помочь. Они успели за короткий промежуток времени съесть не один пуд соли, и лионец ни разу не подвёл. Были случайности, нелепости, но предательства и подлости – никогда. Незавидная у него теперь судьба. Главное – чтобы жив остался. А там – как карта ляжет.
Как же француз ловко придумал залить алмазы водой! Они стали невидимыми, тем более за зелёным стеклом. Даже его обвёл вокруг пальца. Молодец! Простая, но красивая и изящная фляжка невольно притягивала к себе взгляды. Слишком уж Франсуа постарался! Вернее, перестарался. Он же сам говорил: «Никогда не отказывай человеку, но сделай так, чтобы потом тебя ни о чём не просили!» А сам… Если бы бутылочку не трясли, то всё бы получилось идеально. Но проклятые камни предательски звякнули и теперь, в лучшем случае, каторга. Английская или индийская. Что, в сущности, одно и то же! И помочь ему Леонид никак не мог, хотя в каких-то десятках метрах от него.
Одновременно с этим в душе оживал и всё громче звучал крохотный оркестрик! Он едет к отцу и Софье! Бывший студень, бывший корреспондент, бывший фельдкорнет и бывший пленный уходил всё дальше от места последнего малоприятного испытания. На какой-то момент ему показалось, что ветер принёс приглушенные звуки «Марсельезы». Но, скорей всего, показалось. На его памяти Франсуа не раз грозился, но ни разу не исполнял гимн Франции. Танцевать – танцевал, но не пел.
– Где второй? – вместо приветствия спросил капитан «Геркулеса».
– У него изменились обстоятельства.
– Задаток не верну, – отрезал капитан. Шрам придавал лицу вид вечно глумливой улыбки.
– Всё равно за двойную плату каюту люкс вы не предоставите.
– Ещё чего, салага!
Отшвартовались. Всё!!! Конец приключениям! Фирсанов дышал полной грудью, вдыхая солёный морской воздух. Теперь на всю жизнь запах моря и этот воздух будут связаны у него со свободой! Африка, так сильно и круто изменившая его судьбу, таяла вдали и становилась всё мельче. В синей дымке исчезали дома, причалы, рыбацкие лодочки. Пропадали? И прекрасно! Да, он понёс потери, но они не убили его. А впереди долгая жизнь…
– Эй, салажонок, кончай считать чаек, пора гальюн драить, – грубо растоптал романтическую атмосферу полёта мысли кто-то из новых коллег. Так всегда, только взлетишь и кто-то вдруг – бац! Опустит поганым языком на грешную землю.
Май 1902 года. Санкт-Петербург
Краснов отложил письмо Изъединовой в сторону. В раздумьях потёр виски и переносицу. Повисла томительная пауза.
– И что ты обо всём этом думаешь? – помог Саше начать диалог Александр Леонидович.
– Отличная новость!
– Отличная?!
– Да! Согласен с автором письма – он жив! Томительная неизвестность, разрывавшая мне и вам душу, исчезла! Не думаю, что он там бездействует. Что-нибудь, да придумывает, если уже не придумал. Вы же его знаете! Ждать и догонять – не в его это характере!
– Конечно, в его характере сломать жизнь себе, испортить здоровье мне…
– Стоп, стоп, стоп, Александр Леонидович! Жизнь он себе не сломал, а обогатил…
– Обогатил?!
– Конечно! Вы только подумайте! Ни у вас, с вашим богатым прошлым, ни у меня, с куцым и бесцветным, ничего подобного в жизни не происходило. Готовый роман. Продажи. Успех. Слава. Богатство! Это во-первых!
– Охолонись, коммерсант! Вам бы, молодёжи, только богатство. Нельзя всё в жизни мерить деньгами. Есть и другие ценности!
– Кто бы спорил! Во-вторых, дорогой Александр Леонидович, плен – это не смерть. Рано или поздно это всё кончается.
– Конечно! Вот только как? Вот в чем вопрос!
– А вот это «Гамлет»! Ажитация спадёт, начнутся амнистии, станут потихоньку отпускать заключённых.
– Почему ты так решил? – ошеломлённый напором и логикой Краснова, недоверчиво спросил Фирсанов-старший.
– После любой войны всегда начинают восстанавливать разрушенное. Экономический подъём. Примитивно – нужны рабочие руки.
– Вот рабский труд пленных для этого очень подходит.
– Правильно! Но опять же, рабский труд – это не смерть и сырая могила, а работа! Тяжёлая работа, но жизнь! Лёня парень физически крепкий, выдержит. С психикой – там тоже полный порядок. И вот тут-то начинается третья часть.
– Чего?
– Ну, я не знаю, представления, спектакля, балета, если хотите.
– Какого балета! Выражайся ясней! – занервничал Александр Леонидович.
– Ясней быть не может! Разрушенное восстановлено, а рабочие руки надо по-прежнему кормить, а это уже невыгодно. И тогда, что делают? Ну! – Саша стал жестами вытягивать ответ из Фирсанова-старшего.
– Что делают тогда? – не ухватывая мысль собеседника, протянул адвокат.
– Тогда объявляют себя сверхблагородными и гуманными и отпускают. Всех. Не сразу, но
