Бернард Корнуэлл - Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
– В бой! – проревел он.
Убивать. И больше в нем не осталось ни вялости, ни сомнений. Мессир Гийом нашел своего врага.
Король видел, как вражеские рыцари с белыми крестами на щитах ворвались в строй его сына, а потом знамя принца упало. Он не находил черных доспехов сына. Но на его лице ничего не отражалось.
– Пустите меня! – попросил епископ Даремский.
Король согнал слепня с шеи кобылы и сказал епископу:
– Помолитесь за него.
– Черт побери, что толку в молитве! – сказал епископ и поднял палицу. – Пустите меня, сир!
– Вы нужны мне здесь, – мягко проговорил король, – а мальчик должен учиться, как учился я.
«У меня есть другие сыновья, – говорил себе Эдуард Английский, – хотя ни один не похож на этого. Этот сын когда-нибудь станет великим королем, королем-воином, грозой наших врагов. Если останется жив. И он должен научиться выживать в хаосе и ужасе битвы».
– Вы останетесь здесь, – твердо сказал он епископу и подозвал герольда. – Этот знак, – спросил он, указывая на красный флаг с йейлом, – чей он?
Герольд долго смотрел, потом наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить.
– Ну? – поторопил его король.
– Я не видел его шестнадцать лет, – ответил герольд с сомнением в голосе, – но, кажется, это герб семейства Вексиев, сир.
– Вексиев? – переспросил король.
– Вексиев?! – проревел епископ. – Вексии! Проклятые предатели! Они бежали из Франции в царствование вашего прадеда, сир, и он дал им земли в Чешире. А потом они приняли сторону Мортимера.
– А! – с полуулыбкой сказал король.
Значит, Вексии поддержали его мать и ее любовника Мортимера, которые вместе пытались не допустить его до трона. Неудивительно, что они хорошо сражаются – мстят за утрату своих чеширских владений.
– Старший сын никогда не покидал Англию, – сообщил епископ, глядя вниз, на растекающийся по склону бой. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть звон стали. – Он был странный тип. Стал священником! Поверите ли? Старший сын! Он заявлял, что не такой, как отец, но мы все же упрятали его под замок.
– По моему указанию? – спросил король.
– Вы были слишком молоды, сир, и один из ваших советников позаботился, чтобы священник Вексий не мог причинить бед. Он упек его в монастырь, а там бил и мучил голодом, пока не убедился, что тот святой. После этого Вексий стал безвреден, и его послали гнить в один деревенский приход. А теперь, наверное, он уже умер.
Епископ нахмурился: он увидел, как английский строй под натиском рыцарей Вексия выгнулся назад.
– Пустите меня, сир, – взмолился он, – молю вас, дайте мне с моими людьми вступить в бой!
– Я просил вас молить Бога, а не меня.
– У меня молятся два десятка священников, и то же самое делают французы. Мы оглушаем Господа своими молитвами. Пожалуйста, сир, прошу вас!
Король смягчился.
– Идите пешком, – сказал он епископу, – и лишь с одним конроем.
Епископ с торжествующим воплем неуклюже соскользнул с коня.
– Баррат! – крикнул он одному из своих латников. – Приведи своих людей! Давай!
Подняв свою зловещую окованную палицу с острыми шипами, епископ побежал по склону, крича французам, что пришла их смерть.
Герольд пересчитал рыцарей в конрое, бросившемся вслед за епископом.
– Могут ли два десятка иметь значение, сир? – спросил он короля.
– Для моего сына – нет, – ответил тот в надежде, что сын еще жив, – но они имеют значение для епископа. Боюсь, я приобрел бы врага в лице Церкви, если бы не дал выход его страсти.
Он смотрел, как епископ растолкал задние ряды англичан и с диким ревом ринулся в сечу. По-прежнему не было видно ни черных доспехов принца, ни его штандарта.
Герольд отъехал от короля, а тот перекрестился и вынул меч с рубинами, убеждаясь, что дождь накануне не вызвал ржавчины в металлическом горле ножен. Оружие вышло достаточно легко. Эдуард подумал, что оно еще может понадобиться, но пока лишь положил руки в кольчужных перчатках на луку седла и стал смотреть на битву. Он решил, что даст сыну выиграть ее. А иначе потеряет сына.
Герольд украдкой взглянул на своего короля и увидел, что глаза Эдуарда Английского закрыты. Король молился.
Сражение растянулось по холму. Теперь все части английского строя сошлись с противником, хотя во многих местах столкновение было вялым. Стрелы внесли свой вклад, но больше их не осталось, и французские всадники могли атаковать пеших латников. Некоторые французы пытались прорвать строй, но большинство удовлетворялись тем, что выкрикивали оскорбления в надежде выманить горстку пеших англичан из-за стены щитов. Однако англичане соблюдали дисциплину и отвечали на оскорбления оскорблениями, приглашая французов подойти и погибнуть от их мечей. Только там, где развевалось знамя принца Уэльского, бой кипел и на сотню шагов с обеих сторон оба войска перемешались и перепутались. Французы сломали английский строй, но не прорвались сквозь него. Задние ряды все еще обороняли холм, а солдаты передних рядов рассеялись среди врагов и сражались в окружении всадников. Графы Нортгемптонский и Уорвикский пытались восстановить порядок, но сам принц Уэльский сломал построение своим нетерпением перенести бой на территорию противника, и его телохранители спустились по склону к ямам, где валялось множество коней с переломанными ногами. Там-то Ги Вексий и сразил копьем знаменосца принца, а кони его конроя растоптали железными подковами огромный флаг с лилиями, леопардами и золотой бахромой.
Томас находился в двадцати ярдах оттуда, забившись под окровавленное брюхо мертвой лошади и вздрагивая каждый раз, когда рядом ступал другой конь. Шум оглушил его, но сквозь крики и удары послышались английские голоса, и, подняв голову, Томас увидел Уилла Скита, отца Хобба, горстку стрелков и двух латников, отбивающихся от французских всадников. Ему хотелось остаться в своем пропахшем кровью убежище, но он заставил себя выбраться и подбежать к Скиту. По его шлему скользнул французский меч, и Томас отскочил от конского крупа и нырнул в маленькую группу.
– Еще жив, парень? – спросил Скит.
– Божьей милостью! – воскликнул Томас.
– Он нами не интересуется. Давай, скотина! Иди сюда! – позвал Скит француза, но тот предпочел направить уцелевшее копье к сече, разгоревшейся вокруг упавшего штандарта. – Они все прибывают, – с удивлением проговорил Уилл. – Этим чертовым ублюдкам нет конца!
Один лучник в бело-зеленом камзоле, без шлема и с глубокой кровоточащей раной в плече метнулся в сторону отряда Скита. Какой-то француз увидел его и, повернув коня, мимоходом зарубил боевым топором.
– Скотина! – выругался Сэм и, прежде чем Скит успел остановить его, бросился вперед и вскочил на круп французского коня.
