Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
– Сыпь в костёр! – скомандовал Богатых. – Ах ты! Безрукий, как все камеральщики! Давай мне! Я сам!
Он смял упаковку в горсти. Фрагменты упаковки вместе с лапшой высыпались на горячие уголья. Синее пламя всколыхнулось. Я зажмурил глаза.
Нет, призрак не может смять картонку в горсти. В призрачной деснице нет силы, а потому этот Богатых не призрак, а вполне реальный человек. Остальные – ряженые. Как раз скоро день летнего солнцестояния. Для якутов это большой праздник, вот они и вырядились боотурами. Наверняка все приехали на автомобиле. А на чём же ещё? Не на собаках же? Автомобиль стоит где-то неподалёку, и я смогу на нём завтра уехать. Впрочем, почему завтра? Я уеду уже сегодня!
Я выдохнул и снова вдохнул полной грудью, ощутив при этом внятный укол боли слева под ложечкой. Кандалы страха беззвучно пали к ногам, и я отёр со лба холодный пот. Действительно, у страха глаза велики. На поверку «сонм» древних воинов оказался четверыми крепкими толстошеими мужиками. Мне припомнились слова старухи-эвенкийки, показавшиеся мне с ходу бессвязным бредом. Она что-то говорила о Торганае, Кэрэмэне и мастеровитом Дабаане. Также упоминала она и Потапа Прохорова, и Павла Паникадилова. Учитывая экипировку присутствующих, двое последних отнюдь не являлись древними боотурами и носили, как это принято у современных якутов, архаичные русские имена. Кто из них эвенк, кто саха, мне не разобрать, но двое действительно вооружены традиционным для этих мест холодным оружием. Выглядит всё так, будто они стащили экипировку из какого-нибудь этнографического музея. Да и латы их местами покрыты пятнами ржавчины. Двое русскоимённых одеты в обычные костюмы современных эвенков, пасущих свои стада где-нибудь в Оленёкском улусе. Такую экипировку можно приобрести в интернет-магазине Wildberries. Эти вооружены почему-то винтовками Мосина. Наверное, в северных стойбищах до сих пор можно встретить такие. В целом компания северян не выглядела сколь-нибудь устрашающе. Наоборот, они выглядели забавно, как ряженые на Масленицу.
Мои размышления прервал молодой голос, с тревожными смутно знакомыми интонациями:
– Ты забрал моё золото. Это очень плохо. Отдай! Дорога в верхний мир закрыта для воров!
В смятении я уставился на третьего, сидящего возле костра вполоборота ко мне, человека. Этот совсем юный мальчишка, ни одной нитки седины в тёмных волосах, был хорошо мне знаком. Гамлет Тер-Оганян! Как любому старику, мне проще позабыть случившееся вчера, но давние времена, встречи, разговоры, лица, образы в памяти не истлевают.
Гамлет Тер-Оганян – красавец и модник, завсегдатай московских ресторанов, баловень судьбы, тщеславный мальчишка, маменькин сынок. Таких нынче называют мажорами. Сколько лет назад я видел его в последний раз? Вот он сидит вполоборота ко мне. Он по-прежнему красив и по-новому страшен, потому что обликом своим и позой слишком походит на персонаж с небеизвестного полотна Врубеля.
– Ты следующий, – спокойно произносит он. – И старость не станет для тебя охранной грамотой. Ты следующий!
Мне следовало бы хоть что-нибудь ответить, но я молча прижимал к груди ящик с золотом. Солнце поднялось над горизонтом, а из-за угла полуразрушенного строения, бывшего дома бригадира Душильского, вышел огромный рыжий медведь. Вышел и остановился неподалёку от нас. Он оказался совсем рядом со мной, и я мог как следует его разглядеть. Огромный, в полтонны весом, оскалив зубастую пасть, он присел на задние лапы, а передние сложил с самым невинным видом, выставив напоказ чудовищной величины когти. Мне чудилось, будто он ухмыляется, глумится над моей растерянностью и страхом, ведь клыки его длиной с человеческий палец, а когти и того больше.
– Похоже, он испуган, – проговорил боотур, указывая на меня.
– Этот человек принёс мне много страданий. Он должен быть наказан, – проговорил Гамлет Тер-Оганян. – Пусть он отдаст мне золото Юделя Генсбурга.
– Жертва, – улыбнулся человек по фамилии Богатых. – Хоть он и презренный камеральщик, я хочу получить свою жертву.
Боотур из свиты человека в латах также проговорил что-то на непонятном мне языке.
Хотелось закричать, дабы голосом своим спугнуть кошмарный морок, поработивший меня. Но гортань, отказываясь повиноваться, исторгла лишь жалкое кряканье:
– Я не хочу умирать!
– Ты не умрёшь… – был ответ. – Наоборот! Ты предназначен для вечной жизни.
– Как те святые, которым я молился?
– Не богохульствуй!
– Я… я готов на всё. Только отпустите…
– Отдай золото! – Гамлет Тер-Оганян вспыхнул, и я покорно отдал ящик Юделя Генсбурга подошедшему Богатых, а потом безропотно смотрел, как тот высыпает золотой песок и мелкие самородки на тлеющие уголья.
Эффект был ровно такой же, как от китайской лапши – огонь вспыхнул синим, а потом опал. От золота Юделя Генсбурга не осталось даже пепла. Боотуры, Богатых и Гамлет тоже пропали, а я обнаружил себя счастливого, сытого и бесстрашного на речной отмели, твёрдо стоящим на четырёх мощных лапах, и исчезнувшее в пламени костра золото для меня ничего не значило. Я чувствовал себя властелином мира, всё золото которого принадлежит мне одному.
Это моя река. И та река, в которую впадает эта река, тоже моя. И берега всех рек в округе мои. Лес мой. Небо моё. Лёд под тонким слоем почвы и сама почва мои. Всё, что растёт, движется и дышит – моё. Всё, что умерло и застыло, тоже моё. Воспоминания о победах боотуров Торганая и Кэрэмэна – мои. Воспоминания об испещрённой воронками земле, на которую смотрю с тысячеметровой высоты, – тоже мои, потому что моя фамилия Богатых и я пилотирую бомбардировщик. Мне сам чёрт не брат и никогда в своей жизни я ничего не боялся. Я помню искусство мастера Дабаана, помню его добрую жену и большую любовь к дюжине детишек. И эти воспоминания, и мастерство его рук тоже мои. И они придают мне сил. Я помню гордость Потапа Прохорова – первого инженера в своём улусе. Как радовалась его мать! Первый в их роду инженер! И разум Потапа, и светлая гордость его родни – мои. Помню и фальшивую веру Павла Паникадилова, решившего стать православным священником. Вот это он зря! На моей земле у русского Бога нет силы. Меня утомила и мятущаяся страстная душа Гамлета Тер-Оганяна. Мне хочется покоя
