Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
Надежда найти что-либо в этой промёрзшей земле покинула меня ещё вчера. Тем не менее я решил продлить мою траншею ещё хоть на один метр, а там будь что будет. Пусть я утону в отчаянии. Пусть сердце моё лопнет от тоски. Пусть…
Я вонзил лопату в мёрзлую землю и услышал характерный звук – металл ударился о металл. Черенок выпал из моей ослабевшей руки. Мне понадобилось несколько минут, чтобы отдышаться, а потом я принялся рыть землю руками. Да, я разрывал оттаявший грунт северной лесотундры, как пёс. Сыпал землю горстями себе за спину, пробрасывая её между ног. И вот я держу в руках свою находку.
Юдель Генсбург обернул жестяной ящик хорошо промасленной тряпкой. Я разорвал ногтями истлевшую ткань. Замка на ящике не оказалось. Я откинул крышку. Золото выглядело вовсе не так празднично, как мне мечталось, но то было золото. Много золота. Моего золота.
* * *
Укладываясь спать, я засунул коробку с золотом в спальный мешок. Так и провёл ночь в обнимку с ней и не ведал я в жизни своей ночи слаще. Я не думал о том, как стану выбираться с территории Эльгинская. Мне почему-то блазнился ещё один водитель с ещё одним уазиком, быстрая и приятная поездка до паромной переправы в Нижнем Бестяхе, а потом Якутск, плавание по Лене до Усть-Кута, поездом до Иркутска и так далее. В мыслях своих я не видел препятствий. Мечта сбылась. Цель достигнута. А сомнения, а недавние страхи, ощущение захлопнувшейся ловушки – это всего лишь результат старческой мнительности, преувеличенной усталостью. О какой ловушке может идти речь, если за стенами моей палатки необъятный простор, где нет практически никого, кроме, может быть, диких зверей, которым моё золото не интересно (да-да, в тот момент я считал золото Юделя Генсбурга своим!). А что до старческой мнительности – богачи не стареют. Взять, к примеру, Ротшильда…
За такими глупыми мыслями я незаметно заснул.
Разбудили меня возня и утробный рык – кто-то бродил возле моей палатки, рыл землю, шумно дышал. Я отчётливо слышал звериный смрад. В рюкзаке, который я всегда клал себе под голову есть большой охотничий нож. Надо его достать и… Достойно встретить опасность? Ещё накануне вечером я мужественно полагал, будто дикие звери совершенно не опасны для меня. Часы показывали половину шестого утра. Выходит, храбрым я был примерно шесть с половиной часов. А теперь кандалы страха не сковали моё тело. Надеясь как-то освободиться из их чугунной неволи, я попытался молиться святым христианским великомученикам, растерзанным дикими зверями на аренах языческого Рима. Я поминал их поимённо: святая Евфимия, Сильван епископ Эмеский, диакон Лука и Мокий чтец. Минуты текли. Возня возле палатки утихла, и я почуял запах дымка. Выходит, молитва моя помогла! Меня услышали! Неведомый спаситель подкрался неслышно, прогнал зверя – кто же это мог быть, медведь или росомаха? – и развёл огонь. Возможно, это хозяйка-хатун уже вешает над огнём закопчённый чугунный чан, в котором она заварит своё травяное зелье. А может быть, это морок? Может быть, я снова уснул и мне грезится запах домашнего очага и характерный звук булькающего в котле варева? Пришлось хлопать себя по щекам, щипать до красноты кисти рук. Только таким образом мне удалось немного взбодриться. От долгого лежания тело моё одеревенело. Несколько минут я отдал обычным физическим упражнениям, которые проделывал, лёжа на спине и животе.
Так, оживив себя и отчаянно надеясь на лучший исход, я выглянул из палатки. Мои лучшие надежды вполне оправдались – вместо медведя или росомахи я увидел троих мирно беседующих очень разных мужчин.
Первый, одетый в зашму и кованый узорчатый доспех с островерхим шлемом на голове, сидел лицом ко мне. Острые глаза его, похожие на крепостные бойницы, смотрели твёрдо и уверенно. И сам он широк, и сидит широко, и за спиной его толпится призрачный сонм мощных, высоких, толстовыих воителей в латах и шлемах, с длинными копьями и пальмами в руках.
Я вновь оцепенел от страха. Кандальные браслеты на запястьях. Кандальные браслеты на лодыжках. В висках пульсирует кровь. Дыхание стеснено.
– Не бойся. Скоро ты станешь одним из нас, – проговорил второй пришелец, по виду фартовый мужик лет сорока пяти.
Этот выглядит, как обычный промысловик: брезентовые штаны и ветровка, поверх байковой рубахи в клетку, шляпа с поднятым накомарником, высокие, до паха, сапоги. Так испокон веков одеваются геофизики, отправляясь в «поле». Кто он? Откуда взялся здесь? Какой-то знакомый из прошлого? Я, повидавший на своём веку немало геологов, гидрологов и прочих полевиков-изыскателей, напряг намять.
– Моя фамилия Богатых и она ничего тебе не скажет, – проговорил незнакомец.
– Богатых… Богатых… – мямлил я.
– И не пытайся. Может быть, ты и слышал об Амакинской экспедиции (я был её начальником), но меня ты не знаешь. Меня скормил медведю мой пасынок-паршивец. Отомстил! Я прожил жизнь атеистом и не верил в существование души до тех пор, пока её не сожрал дрессированный медведь. Половину жизни я искал алмазы, искал в тайге и тундре. Я умел их найти, но не умел ценить. Не имел я и семьи. Единственным ценным для меня предметом были американские золотые часы – награда, врученная мне весной 1945 года американским полковником на военном аэродроме за Одером. И вот, когда моя душа досталась медведю, часы мои забрал его хозяин – капитан Архиереев. Его ты тоже не знаешь?
Я подскочил на месте, как от удара током, – такое действие возымели на меня слова товарища Богатых. В тот миг я впервые провидел смысл происходящего и собственную судьбу.
– Всё было не так! Что значит – скормил медведю?!! Ты неправильно тракруешь! – возразил боотур в доспехах. – Ты избранный. Дедушка выбрал тебя. Он всегда выбирает сильнейшего. Поэтому не пасынок-мальчишка, а ты – сильный мужчина, стал его избранником.
– Дедушка? Не тот ли это дедушка?.. – промямлил я.
– Тот! – воскликнул человек по фамилии Богатых. – Дух этого места, которому ты обязан дарами.
– Лучше всего подойдут оладьи, – проговорил боотур в доспехах. – Но если у тебя оладьев нет, то подойдёт и та китайская лапша, что хранится в твоём заплечном мешке. Просто высыпи её на уголья, и всё!
Я попятился к
