Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Как она выглядела на этом пиру? Очень необычно. На ней был алый тюрбан, украшенный изумрудами, и персидское одеяние из зелёной венецианской парчи, прихваченное широким и тугим поясом. Оно очень напоминало и общим обликом, и деталями тот вид платья, который уже тогда входил в моду у герцогинь и принцесс западной Европы и продержался много веков подряд. Но всё-таки это был скорее кафтан, чем платье. Лиловые башмачки на ногах Роксаны с ним сочетались не менее гармонично, чем сарацинский тюрбан – с пышными, упругими кольцами знаменитых её волос.
Глядя на Роксану, Калокир опять мысленно сравнил её с Клеопатрой, а заодно – с Феофано. И снова он призадумался, потому что не смог решить, какая из двух нынешних цариц совершеннее. Египтянка много пила и часто смеялась, держа под столом ладонь на колене князя. Многие говорили ей вполне искренне, что она прекрасна, как никогда. И за целый вечер она ни разу не удостоила Лешка взглядом. То было неудивительно – все смотрели лишь на неё, и всякий старался лестью или остротами заслужить её благосклонность, а перед каждым тостом кто-нибудь из дружинников подносил ей чашу. Она не очень смотрела даже на своего любимчика Куденея и на Гийома, которые припадали к её рукам и предупреждали её желания чаще всех остальных, вместе взятых. Но истерзавшемуся Лешку казалось, будто Роксана его нарочно не замечает.
Сигурд терпеливо ждал, когда Святослав опьянеет. Тот пьянел медленно, несмотря на усердие виночерпиев. Он был весел и беззаботен. Порой Роксана, обведя взглядом лица гостей, что-то ему шёпотом говорила. Он улыбался. Многие воины и бояре произносили тосты. Их мало кто слушал, но вот когда взял слово Сфенкал, все в зале притихли. Икмор, подойдя к окну, рявкнул на весь Киев:
– Сейчас Сфенкал будет говорить!
И тотчас дворец, который дрожал от пьяного буйства на всех его этажах, и двор, также едва вмещавший развеселившихся удальцов, беззвучно оцепенели. Встав и подняв греческую чашу, военачальник зычно провозгласил:
– Поход будет трудным, точно вам говорю! Болгары – народ упрямый. Хуже хазар. К войне они подготовились. Городов придётся брать много. Укреплены они хорошо. И надо просить богов, чтоб они защитили нас от коварства греков! Греки сейчас – союзники наши. Но вы их знаете.
– Уж давно пора им шею свернуть! – послышалось со двора. В залах раздались крики одобрения.
– Предлагаю выпить за то, чтобы Святослав через год сказал нам эти слова! – заключил Сфенкал. Многие взглянули на Калокира. Тот чуть заметно кивнул. Святослав немедленно сделал то же. Дворец качнулся от громового «Ура!» Все выпили. Пир пошёл ещё веселее.
После Сфенкала речь стал держать печенег Хатран – сын хана Челдая, уже три года с помощью золота Святослава тщившийся вырвать у своего отца верховную власть над степью. Он извинился перед великим князем за то, что не смог привести под его знамёна ни одного бойца, хотя обещал отряд в триста сабель. Князь произнёс в ответ, что едва ли стоило отрывать себя от главного дела всей своей жизни – грызни с отцом, лишь ради того, чтобы извиниться. По зале пробежал смех. Хатран молча сел. По его лицу было видно, что он не думал отделаться так легко. Вслед за печенегом встал Дмитр, племянник царя Петра. Пока он нёс вздор, стараясь перекричать остальных участников пира, не обращавших внимания на него, Калокир усиленно заставлял работать свой задымлённый ум. Он хотел понять, почему сидевший напротив Лев Диакон глядит на него с паническим страхом. Наконец, понял. Юный хронограф, уже достаточно хорошо знавший язык руссов, уловил смысл речи Сфенкала и, уж конечно, не пропустил кивок, которым он, Иоанн, одобрил ту речь. И что оставалось делать? Разве что улыбнуться Льву Диакону. Именно так патрикий и поступил.
Через пол часа Свенельд объявил Сигурду, что пора действовать.
– Но он трезв, – возразил Сигурд, указав на князя.
– Он будет трезв до утра! Если хмель не взял его сразу – не возьмёт вовсе.
– Гм! Ну тогда давай всё же подождём, когда он отсядет от этой суки. Он обязательно это сделает! И, должно быть, прямо сейчас…
Действительно, к Святославу подошли с кубками Гийом, Куденей, Ратмир и два сотника. Выпив с ними, Святослав встал, велел им побыть с Роксаной и пошёл к девушкам за соседним столом. Роксана поджала губы, однако этим и ограничилась. Она знала, что лучший способ наскучить до тошноты – это быть ревнивой, и потому примирилась с тем, что её возлюбленный никогда не упустит случая почесать языком с красотками. Куденей, склонившись к уху Роксаны, шепнул ей что-то. Она взмахнула рукой, и он убежал, сперва эту руку поцеловав. Что за неотложное дело вдруг у него возникло, так и осталось невыясненным. Исчезли и оба сотника, но без спросу и неприметно, верно поняв, что о них едва ли кто-нибудь вспомнит. Они были смущены просьбой Святослава. Гийом с Ратмиром, менее робкие, сели возле Роксаны и принялись развлекать её болтовнёй. Отвечая им, она наблюдала за Святославом.
Два старых ярла ошиблись – князь уже был прилично навеселе, едва на ногах стоял. Подсев к девкам, которые радостно завизжали, он осушил ещё один кубок, потом обнял сразу двух красавиц. И начался у них разговор. Девушки смеялись, гладили князя по волосам.
И вот как раз тут в залу вошла Маришка. Она была босиком и в узком, коротеньком сарафане. Очень коротеньком, очень узком. Ноги служанки были довольно грязными, потому что на улице начал моросить дождик. Лицо Маришки казалось таким спокойным, что у Сигурда тревожно забилось сердце – уж не пьяна ли она сверх меры? Встав, старый ярл пошёл ей навстречу.
– Ты бы хоть ноги вымыла, дура, – тихо сказал он ей, когда они поравнялись.
– Роксана вылижет их своим языком, – был ответ Маришки, которая ни на миг не остановилась. Многие провожали её очень удивлёнными взглядами, ибо знали, кто она есть и за что Роксана её не любит. Другим она приглянулась – грязь на ногах не мешала видеть их редкую красоту. Один из молодых воинов весьма грубо с ней пошутил, другой ущипнул её за бедро. Она отмахнулась и грязно выругалась.
Роксана заметила её раньше, чем Святослав. Как раз в тот момент Маришка случайно к ней повернулась, и по спине Гийома, который не упускал ничего, прополз холодок. Увидев глаза Маришки, франк осознал, что будет беда. Египтянка жестом велела ей подойти. Маришка послушалась. Белозубо растянув рот до самых ушей, она круто обогнула угол стола и сразу же оказалась перед своей госпожой. Все, кто наблюдал за Маришкой издали, потеряли к ней интерес, решив, что она пришла доложить
