Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев
Сигурд не спешил с ответом. Сперва он вновь наполнил свой кубок красным вином из кувшина, и лишь затем объяснил:
– Да ради того, чтоб наш побратим Фарлаф был нами доволен.
Глаза Свенельда блеснули.
– Сигурд! Скажи мне, что ты задумал?
– Сейчас поймёшь. Нужно сделать так, чтобы на пиру присутствовала Маришка. Ну, и конечно, ты позовёшь Лешка.
– Погоди, – перебил Свенельд, – Лешка-то я позову, да он и обязан будет присутствовать, как телохранитель Роксаны. А вот Маришка без позволения египтянки вряд ли решится пойти на пир! Роксана же точно ей не позволит.
– Она на это решится. Блеск золота даст ей смелости. Ведь доселе ты ей платил только серебром!
– Ладно, предположим. А что же дальше?
– Дальше? Я позабочусь о том, чтобы этот пир стал для египтянки последним. Ты что, до сих пор не понял мою затею?
– Я понял твою затею, – важно кивнул головой Свенельд, – беда только в том, что и Калокир – не дурак. Он тоже её поймёт. Поймёт моментально, как только я начну уговаривать Святослава устроить пир у меня. И уж будь спокоен – он за Роксану самому чёрту глотку перегрызёт!
– Свенельд, я сказал: гашиш! Хороший гашиш. Такой, чтоб у Калокира отшибло нюх на полгода. Сейчас-то он плохой курит! Где ему было хороший взять, ведь он с сарацинами не в ладах! А вот мы – в ладах.
– Есть ещё Гийом, – напомнил Свенельд, – а он не глупее.
– Сейчас он сильно глупее. Ты что, не видишь – весна! Он сходит с ума от женщин. Берись за дело, Свенельд.
И Свенельд сейчас же взялся за дело.
Глава тридцать четвёртая
.
Получив в подарок мешок гашиша, Калокир сразу начал его курить, чтоб скоротать месяц, оставшийся до начала похода. Через неделю, которую он провёл безвылазно в своих комнатах, его трудно стало узнать. Он весь отощал, пожелтел, оброс, глаза у него ввалились и потускнели. Благодаря всему этому и седым волоскам в чёрной бороде он в двадцать пять лет стал выглядеть на все сорок. К счастью, Иоанн вскоре это заметил, и, пригласив цирюльника, смог почти в полной мере вернуть себе прежний облик.
С Рагдаем он почти не общался. Рагдаю, впрочем, было не до него. Он редко бывал во дворце – если забегал, то перед рассветом, и сразу ложился спать. Вечером за ним заходил самый бесноватый во всей дружине – Талут, который не мог без соплей смотреть ни на одну юбку, слабо скрывающую упругость и длинноногость. Вместе с этим самым Талутом Рагдай опять исчезал на неопределённое время. Как-то они позвали с собой Иоанна, но тот ответил, посасывая чубук, что женщина есть ужаснейшее орудие сатаны. Святослав, вернувшись с охоты, принял Свенельда. Выслушав его предложение относительно пира, сказал:
– Посмотрим.
И Свенельд, вняв совету Сигурда, начал приготовления к торжеству.
Ему имело смысл поторопиться – весна была очень дружная. Солнце, словно очнувшись после своего мартовского бездействия, выжигало в степи проталину за проталиной. С каждым часом они росли. По ним ошивались в поисках корма стаи грачей и скворцов. Леса, оттаявшие и голые, неприглядно чернели над ослепительным зеркалом вешних вод. Ледоход на Днепре совпал по времени с Масленицей. По всем городам и весям Руси запахло блинами. Радостно зазвенели девичьи песни и развернулись гульбища. В Киеве прошли кулачные поединки с участием сотен богатырей. Вняв шуточным уговорам Гийома и Калокира, Икмор сразился с пятью. Шестого охотника драться с ним не нашлось. Хотел и Рагдай помериться силами с кем-нибудь, но ему патрикий без всяких шуток сказал, что если попробует – быть большой между ними ссоре. Он не хотел, чтоб Рагдай рисковал своей головой из-за ерунды.
Когда лёд сошёл, Днепр разлился по чёрной, вязкой степи до самого горизонта. Спустя неделю в Киев начали прибывать войска. Верховых явилось пятнадцать тысяч. Князь разместил их по теремам купцов и бояр. Под конец апреля он объявил Свенельду, что рассмотрел его просьбу и счёл возможным удовлетворить её. К маю леса и степь вовсю зеленели, а Днепр тёк в своих берегах. В полях начались работы.
Однажды, солнечным днём, киевляне на всякий случай схватились за топоры и вилы, вдруг увидав на Днепре великое множество кораблей, Которые подходили на вёслах к устью Почайны. Часть кораблей причалила к пристани. Остальные уткнулись носами в берег, так как на пристани было места немного. Плюхнулись в воду тяжёлые якоря. На берег сошли могучие войны в тяжких латах, вооружённые топорами, палицами и копьями. Это был тридцатитысячный отряд викингов, зимовавший в верховьях Ловати. Оглядевшись по сторонам, варяги неспешно двинулись к Киеву. Ярлы Эрик и Харальд шли впереди. Но не успели грозные скандинавы сделать и ста шагов, как из города им навстречу выехали Гийом и Лидул. От имени князя они приказали викингам воротиться к Днепру и сидеть около реки тихо. Варяги повиновались. Нарубив дров в прибрежном лесу, они развели у воды костры и стали мечтательно созерцать торговые караваны, двигавшиеся к Киеву берегом и рекой. По приказу князя морским разбойникам привезли вина и провизии.
На закате того же дня во дворце Свенельда начался пир. Он был бесподобен по своему размаху. Столы поставили во всех залах и во дворе. За ними расположились, кроме четырёх тысяч дружинников и наёмников, голосистые девки, без коих князь пировать не мог, бояре, купцы, послы и прочие гости. Лешко сидел за одним столом с Роксаной и Святославом, но вдалеке от них. Соседствовали ему Иоанн-патрикий и его друг Рагдай. Они оба видели, что Лешко глядит на Роксану странно и с ним творится что-то неладное. Но Рагдай не знал, как к этому относиться, а Калокир и знать не хотел. Он сидел не только на лавке, но и на облаке, и его окружали не только воины, но и ангелы. Как тут было о чём-то думать?
Гийом, Свенельд, Гордята, Эрик и Харальд произносили тосты за успех похода и за великого князя с его прекрасной Роксаной. Речи о ней заставляли Лешка бледнеть и опускать взгляд – ведь она и князь именно во время этих речей смотрели в глаза друг другу, смотрели так, что Лешко не мог с собой совладать. Он пил очень много и не закусывал, но вино нисколько не прибавляло ему веселья. По счастью, он обращал на себя внимание лишь Свенельда, Сигурда, Рагдая и Калокира. Все остальные были поглощены шумными застольными разговорами.
Пир гремел не только в залах дворца и возле него, но и на питейных подворьях. Их содержателям Святослав дал по гривне, чтобы они поили всех даром вплоть до зари. Поэтому крики «Да здравствует Святослав!» звучали той ночью по всему Киеву. Также
