Владимир Ковтун - Полет дракона
- Согдийцу повезло. Лакомый кусочек отхватил. – Говорили они.
Слухи не проходили мимо ушей Модэ. То ли ему наушничали, то ли он сам был наблюдателен сверх меры, но слухи о Сю-нян задели и его.
Помимо своей красоты Сю-нян была и неплохим способом проверки преданности согдийца.
Шабир возвращался после длительного разговора с хакасскими старейшинами. К его седлу была приторочена связка соболей. В меха они с Сю-нян собирались заворачивать свое будущее дитя.
Уже подъезжая к своему шатру, Шабир заметил некоторый беспорядок: опрокинутый котел, рассыпанное зерно. У колеса кибитки сидел один из слуг, избитый, с кровоподтеками на лице.
Шабир бросился в шатер – никого!
- Кто?! – Закричал он слуге, выбегая наружу.
- Слуги шаньюя. – Хрипло ответил тот.
Шабир вскочил на коня, и галопом погнал его к шатру Модэ.
Соскочив почти на полном скаку, бросился внутрь. Стража преградила ему путь.
- Где господин? – Крикнул Шабир.
- Повелитель примет тебя завтра утром.
- Но, я не могу ждать до утра!
- Мы ничего не можем сделать. – Ответил один из личных стражей Модэ.
На шум, в проеме шатра показалась фигура шаньюя, одетая для отхода ко сну. Остановившись, он спокойно и испытующе рассматривал согдийца.
- Господин! – Крикнул Шабир, бросаясь ниц на землю. – Отдай мне Сю-нян! Она – все, что у меня есть!
- Разве? – Удивился Модэ. – Ты забыл: у тебя есть моя дружба и блестящее будущее.
- Повелитель! - Умоляюще протягивая руки к шаньюю, сказал Шабир. – Ради всех богов! Я помог тебе бежать!
- Недостойно воина напоминать господину об оказанной ему услуге. Разве я недостаточно наградил тебя?
- Я буду твоим верным псом всю свою жизнь! Сю-нян – моя жена. Верни ее мне!
- Сю-нян будет хорошо в моем шатре. А ты найдешь себе другую женщину.
- Господин!...
- Довольно! Иди и остуди свое неразумие в реке! Утром ты станешь мудрее.
Понимая, что Сю-нян потеряна для него навсегда, обезумевший от горя Шабир, поднялся на ноги и схватился за меч.
Сзади коротко свистнуло. Согдиец захрипел и повалился на землю. Его пальцы судорожно скребли землю.
- Будь проклят!.. – Прошептал Шабир, помутневшим взором глядя на Модэ.
Шаньюй несколько мгновений пристально смотрел на распростертое перед ним тело, затем вернулся в шатер.
Вот так, действуя с неслыханной жестокостью, Модэ превратил державу хунну в страшную, беспощадную силу.
- Веселые дела! – Вздохнул кто-то из «молодых негодяев», выслушав рассказ командира. - И что, этот Модэ и сейчас заправляет всеми хунну?
- Нет. Хвала Небу – оно уже забрало его. Но дело его живет, и с этим следует считаться. - Ответил Юань, и обратился к самому юному из своих подчиненных. – Что приуныл, Лян? Боишься хунну? Им не справится с нами. Смотри, какая лавина войск идет.
- Я не боюсь. Мне Лань жалко.
«Негодяи» засмеялись. - Ишь ты! Какой слезливый.
- Сочувствие никогда не было пороком. - Остановил их командир. – А ты, Лян, если хочешь достойно пересечь этот суетный мир, постарайся сдерживать себя. Впереди много дорог, и далеко не все они – мощеные.
НЕСУЩАЯ СМЕРТЬ
Если Читатель внимательно посмотрит на приложенную к этой книге карту, то увидит, что от Дуньхуана, где и заканчивается Великая китайская Стена, дорога на Запад разделяется. Ее опасная, из-за постоянной угрозы нападения Хунну, северная часть проходит по довольно плодородным землям, богатым водными источниками и пропитанием. Южная дорога, безводная, но свободная от набегов кочевников, лежит у края пустыни Смерти - Такла-Макан. Эта пустыня – одно из самых страшных мест на земле. Ее название (в переводе с тюркского, «пойдешь и не вернешься») говорит само за себя.
Ли покинул столицу позднее Фэя, и шел южной дорогой. В душе молодого офицера поселилось чувство невозвратимой потери. Долг вел его на Запад, а сердце рвалось назад, в Чаньань, к так и не найденной Ли-цин.
Все, что у него осталось от потерянной любви, это – черепаховый гребень с изображением дракона с тремя звездами во лбу.
Ли посетил все невольничьи рынки, роздал немало монет и посулил неслыханное вознаграждение тому, кто укажет местонахождение девушки.
Никогда ранее он не бывал в местах торговли рабами, и вид изможденных, оборванных людей в железных ошейниках привел его в удрученное состояние. Огороженные деревянными решетками загоны, куда, подобно скоту, загоняли рабов, источали невыносимый смрад.
Многие, из рабов, были военнопленными из южных регионов, или племенного союза хунну. Кто-то попал сюда за долги, или преступления, совершенные родственниками.
В империи Хань их называли коротким словом тун.
Невольничьи рынки были как частными, так и государственными. Отсюда можно было попасть на тяжелые работы в медные рудники, на горные пастбища для ухода за табунами, или в императорский дворец, где число рабов достигало ста тысяч человек.
Отдельно продавали тех, кого предназначали для домашних услуг и развлечений. Их наряжали в красивые шелка и выставляли напоказ. Среди них было много мальчиков и девочек.
Смотреть в их глаза было невыносимо.
Не найдя Ли-цин среди тысяч несчастных, обреченных на пожизненное рабство, Ли вернулся домой. До сего дня он не особенно задумывался о положении рабов в своей стране, но мысль о том, что Ли-цин может разделить их участь, сводила его с ума.
Тогда же, вечером, беседуя с отцом, Ли спросил:
- Отец, ты занимаешь высокое положение в государстве. Неужели нельзя посоветовать Величайшему отменить рабство?
- Рабство не исчезнет, даже, если Сын Неба прикажет его уничтожить. – Был ответ Главного Советника.
- Почему?
- Потому, что главная причина рабства - внутренняя, а не внешняя. Она в умах и душах людей. Понадобятся многие столетия для того, чтобы люди это поняли. В истории нашей страны не раз случалось так, что раб становился господином. При этом он, как правило, обращал в рабство тех, кому прислуживал ранее.
- Но рабство – источник невыносимых страданий! Я сегодня видел это собственными глазами. Почему нельзя издать указ о добром обращении с рабами?
- И опять все зависит от человека. К каждому, кто владеет рабом, не приставишь надсмотрщика. В нашей стране немало людей, которые с уважением относятся к тем, кто им служит, и понимают, что положение дел – несправедливо. Но свинья останется свиньей, даже если ей на шею повесить табличку о сдаче высших государственных экзаменов.
Ли потом долго обдумывал этот разговор с отцом.
